Две мысли ум мой в детстве занимали,

      Смешили без конца, за что не раз

      Мне от наставницы-старухи крепко

      И доставалось. Вдруг себе представлю

      Сову с боязнью мрака или рыбу

      С водобоязнью, и давай смеяться!

      Я гнал те мысли прочь, – не тут-то было!

      Но что же, собственно, рождало смех?

      Да смутное сознание разлада

      Меж тем, что есть и – что должно бы быть.

      Меже долгом – бремя тяжкое нести,

      И неспособностью нести его.

      И чуть не каждый мой земляк – здоровый,

      Больной – такая ж рыба иль сова.

      Трудиться в глубине и жить во мраке,

      Его удел, и это-то как раз.

      Его страшит. О берег бьется в страхе

      И темной камеры своей боится:

      О воздухе и солнце ярком молит!

      Как будто песня?.. Да! И смех и пенье.

      Теперь «ура» звучит… еще, еще…

      Восходит солнце, и туман редеет;

      Я взором снова обнимаю даль.

      Вон общество веселое на кряже

      Стоит в сияньи утренних лучей;

      Прощаются и руки пожимают…

      Свернули на восток все остальные,

      А двое держат к западу свой путь.

      Последнее «прости» рукой, платками

      И шляпами они друг другу шлют…

      От этих двух сиянье словно льется:

      Им сам туман как будто путь дает,

      Ковром им под ноги ложится вереск,

      И улыбается навстречу небо.

      Должно быть, брат с сестрою эти двое.

      Несутся об руку они, как в танце.

      Она едва касается земли,

      И ловок, гибок он. Она порхнула

      Вдруг в сторону… За нею он… Настиг,

      Поймал… Нет, выскользнула, увернулась!..

      Бегут, играя; смех звучит, как песня.