Работа над картиной шла туго. Сначала все получалось именно так, как Эвита запомнила: полупрозрачная эстакада, ведущая сквозь пустоту к голубой планете, и человек, сидящий посреди этой пустоты, с нетерпением вглядывающийся в свою родину. Но дальше…

      Она любила играть с кисточками и красками, сколько себя помнила. И всегда это была просто игра, Эвита не осмеливалась сравнить себя с живописцами прошлых веков. Бескрайние степи, прорезанные зеленью урочищ, белоснежное кипенье весенних садов и багрянец осени – пейзажи ее детства. Извлечь их из памяти и перенести на полотно – так она коротала тягучие дни и недели вахты на полупустом корабле. Ничего предосудительного в ее развлечении не было. С одной стороны. С другой – это была бесполезная трата времени, которое можно использовать для повышения собственного профессионального уровня. Поэтому Эвита предпочитала рисовать украдкой, об увлечении новенького стюарда пока знали только товарищи по вахте. И навигатор.

      Орвус узнал о живописи, когда Эвита взялась за непривычную для себя тему. Ей вдруг очень захотелось нарисовать Землю – всю, целиком! Казалось бы, нетрудная задача. Но Земля получилась какой-то ненастоящей, словно глобус. Эвита добавила на холст несколько созвездий – как помнила. Жалкая мазня, годная лишь на то, чтобы отправить ее в утилизатор!

      Разумеется, она не призналась в своей неудачной попытке навигатору. Но разве от борт-интеллектов что-то можно скрыть? Те еще доносчики! Орвус не ругал ее и не хвалил притворно, просто сказал во время очередного медобследования:

      – Ты неправильно изобразила расположение звезд относительно Земли. Таким оно не было никогда за все время существования Вселенной. И быть не может.

      Эвита закусила губу, промолчала. Тогда Орвус спросил напрямик:

      – Скучаешь по дому? Хочешь поскорее вернуться?

      – А вы?

      Навигатор молчал долго. Уже закончился сеанс биопараметрии, Эвита сверила показания с эталоном, убедилась, что подопечный здоров и работоспособен, когда он ответил:

      – Мне нельзя пока думать о доме. – И поспешно добавил: – Все, мы входим в сингулярность. Инженер и кибернетик уже спят, ложись и ты.

      Эвита послушно устроилась в ложементе, активировала контур гипносна, закрыла глаза. Последнее, о чем она думала, засыпая, – уничтоженная картина.

      Она