За псами хорошенько присмотри;

      Лягавый-то запарился, бедняга;

      А Резвого сосварить с тем басилой.

      А Серебро-то, знаешь, отличился

      В углу загона, хоть и след простыл.

      За двадцать фунтов пса бы я не продал.

      Осмелюсь доложить, Звонарь не хуже,

      Он лаял, хоть и был потерян след,

      И дважды в тот же день его нашел.

      Поверьте мне: он лучшая собака.

      Глупец! Да был бы Эхо порезвее,

      Таких собак он стоил бы десяток.

      Дай корму им и присмотри за всеми.

      Назавтра снова едем на охоту.

      Исполню всё!

      Что это? Пьяный? Мертвый? Что он, дышит?

      Дыханье есть, но, не согрейся элем,

      В такой постели мог бы и замерзнуть.

      Скот безобразный! Как свинья, разлегся.

      Смерть гнусная, твое подобье мерзко.

      А хорошо бы подшутить над ним:

      Тихонько бы перенести в постель,

      Да тонкое белье, на пальцы перстни,

      Изысканные кушанья в кровать.

      А встанет – ждут ливрейные лакеи…

      Пожалуй, не узнает сам себя?

      Не будет знать, милорд, что и подумать.

      Диковинное будет пробужденье.

      За сон все примет, за мечту пустую.

      Возьмите ж и ведите шутку тонко,

      Несите в самый лучший из покоев,

      Кругом развесьте вольные картинки,

      Духами голову ему протрите,

      Куреньем в комнате пускай запахнет.

      Пусть музыканты ждут, – едва проснется,

      Как сладостная музыка раздастся.

      Заговорит случайно – встаньте в струнку

      И, низко, раболепно поклонясь,

      Спросите: «Что угодно вашей чести?»

      Один пусть таз, украшенный цветами,

      С водою розовою подает,

      Другой – кувшин, а третий – полотенце:

      «Угодно ль лорду руки освежить?»

      Тот дорогие подает костюмы

      И спрашивает, что надеть угодно;

      Тот про собак и коней речь заводит

      И что жену недуг его печалит.

      Скажите, что подвержен он припадкам,

      А вспомнит, кто он, – уверять, что бредит,

      Что он не кто иной, как знатный лорд.

      Как