Закрой дверь за совой. Елена Михалкова
Читать онлайн книгу.
закивал. У них самих еще недавно имелась бабушка Лиза, которая четыре года назад взяла да слегла. Мама сказала – потому что от жизни устала, а отец – подыхать собралась, и они тогда снова сильно поссорились. Севка спрятался, но все равно слышал, как мама упрекала отца, что тот даже матери не хочет помочь, а отец в ответ кричал, что он никому ничего не должен. Закончилось тем, что мать подхватила Севку, приехала в Москву, и стали они обживаться на новом месте и ухаживать за бабой Лизой.
Бабушка оказалась крошечная, как птичка. Лежала, моргала из одеяла. Совсем не говорила, только кряхтела или издавала слабый писк. Севка быстро научился распознавать ее сигналы и звать мать, чтобы поменяла подгузник. Они бабушку и купали вдвоем, и на балкон вытаскивали, чтобы свежим воздухом подышала.
У бабушки, кроме отца, была еще взрослая дочь, Севкина тетка, значит. Но та жила далеко, в другом городе. Раз в месяц звонила, спрашивала, как там мамочка, все ли в порядке, и рассказывала, что баба Лиза любит кушать. «Лучше бы денег дала!» – в сердцах сказала однажды мать. Не ей, конечно. Севке.
Иногда в гости заглядывала другая соседская бабка, Марьяна, женщина злобная и дотошная. Везде все обнюхает, нос свой сунет в каждый угол, а потом над бабкой Лизой наклонится и давай орать, как будто та глухая: «Не бьют тебя, Лизочка? Кормят вовремя?» Мать сразу головой покачала и ушла, как услышала эти вопли, а Севка однажды не выдержал и заступился за нее. Только Марьяне его возмущение – как кошачье мяуканье. И бровью не повела. После ходила по квартире, критику наводила. Вы, Таня, – говорила матери, – сразу видно, что женщина деревенская. Вот к чему, извините, здесь эта скатерть в адских цветочках? Ах, для красотыыыыы!
И так смотрит, ведьма, что хочется провалиться сквозь землю, обернувшись три раза в эту самую скатерть, хоть и не понятно отчего. Красиво же! Подсолнухи!
Три года прожили с бабой Лизой. Мать медсестрой устроилась, с утра до вечера на работе. Так Севка приловчился сам бабку переворачивать и судно подсовывать. Подгузник менять не мог – брезговал. Его, честно говоря, и от судна-то едва наизнанку не выворачивало. Но баба Лиза становилась все легче и легче, и глядела на него порой так ласково, и попискивала, словно говорила «Спасибо тебе, Севочка», что он как-то понемногу приучил себя. Хотя вот отец твердил, что у бабки давно мозга не осталось, все Альцгеймер съел. Он так и жил на Сортировке, а от матери, когда звонил, требовал, чтобы та бросала ерундить и возвращалась, что за семья такая по разным городам, и сын без отца растет, педерастом вырастет, как пить дать.
А потом бабушка Лиза умерла. Тихо-тихо, во сне. «Отмучалась, – сказала мать. – Можем мы с тобой возвращаться, Севочка».
И тут выяснилось неожиданное.
Лиза, едва узнав о своем диагнозе, составила завещание, по которому все наследство оставалось тому, кто будет за ней ухаживать. То есть ее невестке Татьяне.
Что началось! Приехал отец, нагрянула из своего далекого города родная дочь бабы Лизы… Сперва насели на мать. И она бы им уступила, Севка это чувствовал, но отец