Веню волной стащило за борт.

      Не нашли…

      Нас с Серегой отправили

      К его жене,

      Она открывает нам двери

      И говорит:

      «Наш папа еще не пришел».

      А глаза уже безумные.

      – Когда вы преодолеете свое скверноступие? —

      Говорил мне, курсанту, мой непосредственный командир,

      И начальник,

      И зам командира взвода

      Во время строевых занятий на плацу.

      И я безжалостно колотил ногами

      И думал о том, как было бы славно

      Поместить его среди кур

      Тогда, только он взмахнет руками, —

      И сейчас же вокруг него полетели-полетели

      Перья

      И пух,

      Как из порванной перины.

      Если корабль стоит на ремонте,

      На нем собирают всякую шваль.

      Молодому лейтенанту

      Годки темную в кубрике устроили.

      Он их по подъему поднял —

      Вот его и побили.

      За ногу на трапе схватили —

      Он и упал.

      На другой день я к ним спустился.

      Железный прут в газету закатал.

      Первого же, кто бросился,

      По морде…

      В общем,

      Встали,

      Как миленькие…

      – Портрет вождя перекосоеблен – и ни одна блядь

      Не удосужилась поправить! —

      Это Вася Смертин надрывается насчет того,

      Что портрет Ленина висит криво.

      А в здании никого – все на занятиях, только юноша-дневальный.

      А лето – и окна все открыты, и кажется,

      Это кричит сам дом:

      – Партрет важдя-я!..

      А дом стоит на краю плаца, а вокруг еще много-много домов

      И от стен тех домов отражается: – О-блин!

      О-блин! —

      Это эхо.

      А потом он подходит к ребенку-дневальному, соблюдая дистанцию,

      А ребенок пугается, глаза – плошки.

      – Да вы не дневальный! Вы – хуй! Хуй!

      А из окон: – У-й! У-й!

      А в канцелярии женщина слышит.

      Вася смущается, заглядывает туда: «Извините».

      Осторожненько прикрывает дверь

      И находит глазами мальчишку:

      – Повторяю! Вы – хуй! хуй!

      – «У-й! У-й!»

      А после Васи Смертина был еще Валера Живодеров.

      «На безрыбьи и жопа пирожок!» —

      Он любил это повторять.

      Наверное, не сам придумал.

      Куда ему,

      Он же тупой.

      А тут недавно сказали,

      Что он умер.

      По телефону разговаривал…

      На строевых занятиях,

      Когда «роба под ремень»,

      Выступает соль на рабочем платье

      И на спине

      Собирается в кружева,

      И получается рисунок —

      Такая странная контурная карта.

      Я всегда думал:

      «Для чего все это? И к чему страдать в самое пекло?»

      А офицер так увлеченно проводил с нами все это время,

      Что пот струился и у него по вискам.

      И я спросил его:

      «Какой в этом смысл?»

      А он мне:

      «Никогда не жалей себя,

      И тогда подчиненные выполнят для тебя любую глупость».

      И я не жалел себя.

      И мои подчиненные,

      Глядя на то, как я сам себя так удачно насилую,

      Выполняли любую глупость.

      В автономке

      Молодые матросы

      На камбузе

      Объедались так,

      Что потом кому-нибудь

      Обязательно вырезали аппендицит,

      А над доктором шутили:

      – Док!