Из всех билетов вызубрив четыре,

      Со скомканной программою в руке,

      Неся в душе раскаяния гири,

      Я мрачно шел с учебником к реке.

      Там у реки блондинка гимназистка

      Мои билеты выслушать должна.

      Ах, провалюсь! Ах, будет злая чистка!

      Но ведь отчасти и ее вина…

      Зачем о ней я должен думать вечно?

      Зачем она близка мне каждый миг?

      Ведь это, наконец, бесчеловечно!

      Конечно, мне не до проклятых книг.

      Ей хорошо: по всем – двенадцать баллов,

      А у меня лишь по закону пять.

      Ах, только гимназистки без скандалов

      Любовь с наукой могут совмещать!

      Пришел. Навстречу грозный голос Любы:

      «Когда Лойола орден основал?»

      А я в ответ ее жестоко в губы,

      Жестоко в губы вдруг поцеловал.

      «Не сметь! Нахал! Что сделал для науки

      Декарт, Бэкон, Паскаль и Галилей?»

      А я в ответ ее смешные руки

      Расцеловал от пальцев до локтей.

      «Кого освободил Пипин Короткий?

      Ну, что ж? Молчишь! Не знаешь ни аза?»

      А я в ответ почтительно и кротко

      Поцеловал лучистые глаза.

      Так два часа экзамен продолжался.

      Я получил ужаснейший разнос!

      Но, расставаясь с ней, не удержался

      И вновь поцеловал ее взасос.

      …

      Я на экзамене дрожал, как в лихорадке,

      И вытащил… второй билет! Спасен!

      Как я рубил! Спокойно, четко, гладко…

      Иван Кузьмич был страшно поражен.

      Бегом с истории, ликующий и чванный,

      Летел мою любовь благодарить…

      В душе горел восторг благоуханный.

      Могу ли я экзамены хулить?