Кормление облаков. Стихи. Александр Иличевский
Читать онлайн книгу.
припадает
лбом к подушке, мы затихаем, вслушиваясь,
как он бормочет молитву; его носки в этой позе
воняют особенно, затем он соскакивает, воздевает
глаза горе и вполголоса в сторону,
для меня – приговаривает:
«Все народы Аллах создал для того,
чтобы они стали мусульманами», – и снова
берется за кроссворды; детям он везет конфеты
и сумку китайской вермишели. В отделении
с нами едет еще старик – Мирза-ага, из Гянджи,
опрокидывая стопку за стопкой «белого чая»,
он называет нас «мальчики», сужденья его мягки,
глаза смирные, и весь он округлый, тихий, но
заводится с пол-оборота, когда
спрашиваем, где служил в армии,
Советский Союз, молодость,
загорается, полощется стягом
в его зрачках, и он повествует нам про
венгерский мир
образца пятьдесят шестого года. Он попал
в Будапешт еще не приняв присягу,
семьдесят два человека, все кавказцы,
ходили всюду под конвоем – на плац и в баню,
автоматчики с собаками плотнее сбивали строй,
как мусорную кучу веник. В Ужгороде их одели
в старые мундиры – в пятке гвоздь,
без одного погона.
Погрузили в теплушки, высадили в Дебрицах,
через неделю. Все думали – Ташкент.
Старый кашевар
заварил солдатам двойной паек, кормит, плачет:
«Третью войну я уже кормлю, всё ей мало.
Это моя третья смерть. Берегите себя, сынки.
Не верьте венграм, даже их деды в вас будут стрелять».
Три года Мирза-ага служил в Хаймашкере,
ходил по девкам, те принимали его за цыгана.
Кругом фермерские хозяйства, поля паприки,
сбор красных лампочек, горящих у щиколоток,
тугих, всходящих к бедрам,
с подоткнутыми подолами,
полные горячей крови руки над краем корзины, —
а также яблочные сады, алма – «яблоко» – на
азербайджанском, так же как и на венгерском.
– Церетем кишлянк! – Девушка, я люблю тебя! —
говорил Мирза-ага своим ангелам, и они отвечали:
– Катуна, катуна! – Солдатик, солдатик!
Эти мясистые ангелы и поныне
не покидают Мирзу,
он весь светится, когда их целует,
произнося полузабытые слова.
Здравствуй, Саша! Вот так я везу тебя домой,
в твое провинциальное болото, ты кривишься,
не желаешь, но я упорен в нашем возвращении,
и снова тяну тебя в прокуренный тамбур, —
всё равно ты лишен обонянья, —
смотри, как пляшут
за окошком рельсы, как