Когда-то в силу сердечных дел

      я жил недолго в Ленинграде, в этом самом

      красивом из выдуманных городов мира,

      где человек ощущает себя, как во сне.

      Империя тогда задыхалась, и в магазинах

      не было ни продуктов, ни сигарет, ни денег.

      Зато будущего было в достатке. Моя подруга

      очень любила кота. Она мучилась, что ему

      приходится голодать вместе с нами и

      готова была пойти на панель, чтобы

      накормить кота чем-нибудь вкусным.

      По крайней мере, она так говорила, эта

      белокурая нимфа улицы Марата с

      горчично-медовыми зрачками. В какой-то

      момент я заподозрил, что она не шутит.

      Ибо два дня подряд мы вместе с котом

      питались сервелатом и порошковым пюре

      из стратегических запасов Бундесвера:

      так немцы решили в лихую пору помочь

      великому городу Блокады. Черт знает, откуда

      подруга брала эти запасы. Она работала в

      книжном магазине и, возвращаясь за

      полночь, навеселе, утверждала, что им

      заменили зарплату пайком из Ленсовета.

      В третий вечер, снова голодный, и снова

      встревоженный одиночеством, ревностью,

      я пришел к Гостиному двору, где обычно

      промышляли проститутки и спекулянты.

      Но моей подруги нигде не было!

      Я бродил в толпе, текущей по галерее,

      разглядывал молодых женщин, слонявшихся

      в одиночку или парами. И уж было собрался

      восвояси, когда ко мне сунулся один мужчина,

      по виду – не то служащий, не то учитель.

      Он шепотом предложил… пойти за ним.

      Я растерялся и сказал, что не против.

      Но пускай он сначала меня накормит.

      Он на мгновенье задумался, кивнул и исчез.

      Вот тут-то мне и надо было бежать, но что-то —

      любопытство и желание обрести добычу? —

      стреножило мне ноги, и я помедлил. Мужчина

      скоро вернулся и принес хлеб, яблоки,

      копченую рыбу, банку сметаны и сигареты.

      Мы расположились на скамейке во дворе некой

      усадьбы. Мужчина жадно смотрел, как я

      разламываю буханку, как кусаю

      яблоко и перочинным ножом пластаю

      бронзового палтуса, огромного, как косынка.

      Вдруг он усмехнулся и произнес:

      «Между прочим, в этом доме казнили

      Распутина». Я недоверчиво осмотрелся:

      скамейки, кусты сирени, бордовый кирпич

      усадьбы, и что-то промямлил с набитым ртом.

      Какое мне дело было тогда до странного царя

      и аморального старца? Наконец, я закурил, и

      мужчина положил руку на мою ляжку. Я

      вздрогнул, схватил банку сметаны,