Литературный оверлок. Выпуск №4 / 2017. Иван Евсеенко (мл)
Читать онлайн книгу.
настороженную панику, – как если бы бестелесный голос обнародовал самое стыдное из его потаенных желаний.
За ним уже продолжительное время наблюдал Рудольф Нуреев.
– Я увидел в Вас нечто знакомое мне, так же как вижу сейчас источаемый Вами свет. Оранжевый, но с наипрекраснейшей, чистой голубизны каймой. Представьте себе пламя газовой горелки.
Абдуллах Амин молчал. Он уже научился гордиться выпавшей ему привилегией и стесняться ее. При любом разговоре он норовил упомянуть о том, что происходит он отнюдь не из именитой, обеспеченной семьи, однако, когда это ему удавалось, ощущал себя лжецом. Разве не знал он любви и денег? Разве все напасти его, разве выбор жизненного пути не были на самом-то деле недугами привилегированности?
– Я кое-что почувствовал в Вас, – продолжал Рудольф Нуреев тихо. – И мне необходимо было выяснить, прав ли я.
Муфтий взглянул на часы, которые стояли рядом на столике и встал. Он опаздывал на службу, для которой и перелистывал Священную Книгу. Рудольф Нуреев заметил это и остановил его.
– Не уходите так сразу, – сказал он. – Сначала пройдитесь со мной немного.
Глаза его были жалостливы, как у незаслуженно наказанного ребенка.
Абдуллах Амин поколебался. А затем решил, что он, ранее человек храбрый, сумасбродный и не вполне реальный, пожалуй, сделал бы это. И, ощущая, как в душе его сплетаются бесшабашность и боязнь, Абдуллах Амин расправился и вышел с Рудольфом Нуреевым из дома.
– Пойдемте, – сказал Рудольф Нуреев. – Пойдемте туда.
Рудольф Нуреев потащил его в подвал дома.
Он отвел Абдуллаха Амина к покрытой подушками лежанке и там стянул с него рубашку, проделав это со спокойной, почти клинической уверенностью в своей правоте, как если бы он, Рудольф Нуреев, был врачом, а рубашка наносила Абдуллаху Амину непостижимый вред.
– Теперь ложитесь, – сказал Рудольф Нуреев.
– Я…
– Чшш.
Но он не шелохнулся. Гнев обжег его кожу и сразу же обратился во что-то иное, незнакомое. Негодование, желание, страх переплелись в нем так путано, что Абдуллах Амин уже не отличал одно от другого. Он лежал неподвижно, придавленный их совокупной тяжестью, а Рудольф Нуреев, покряхтывая, снял с его ног башмаки и поставил их на пол. Абдуллах Амин, глядя, как они отставляются в сторону, подумал, коротко и без испуга, о смерти.
– Я… – начал он, но продолжать не стал. Настоятельная потребность говорить сменилась столь же настоятельной – молчать, затеряться среди подушек, тканей, солений, консерв и стоящих в большом горшке павлиньих перьев, которые подмигивали ему в полумраке. Он обратился в часть этого подвала, и теперь с ним могло произойти все что угодно. И все было бы правильным.
Абдуллах Амин смотрел в потолок, на пересекающих ткань светло-зеленых слонов. Он стал частью комнаты. Произойти может