Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг.. Виталий Пенской
Читать онлайн книгу.
разрываемую внутренними противоречиями, но формально независимую Ливонию было не в пример выгоднее. И еще раз подчеркнем, что во 2-й половине 50-х гг. XVI в. основной внешнеполитический интерес Москвы лежал в ином направлении, в южном и юго-восточном, и лишняя война Ивану IV была не нужна (если для реализации своего крымского замысла царь был готов замириться с Литвой – старым стратегическим противником, то что тогда говорить о какой-то там Ливонии?).
Свой интерес, и немалый, был у шведского короля Густава I Васы, остро нуждавшегося в деньгах и людях для очередного раунда противостояния с датчанами (а в том, что он состоится, Густав не сомневался). Две идеи прочно засели в сознании шведского короля – одна из них заключалась в установлении блокады Русского государства, а вторая – в замыкании торговли с Россией на Швеции. И чтобы достичь этих целей, контроль за выходом из Финского залива для Стокгольма представлялся весьма желательным. Но, потерпев неудачу в попытке сколотить антирусскую коалицию, а затем столь же неудачно повоевав с Иваном Грозным, Густав на время отказался от своих планов.
Не был заинтересован в нарушении status quo и престарелый король Дании Кристиан III, чего не скажешь о короле Польши и великом князе Литовском Сигизмунде II Августе. Интерес Ягеллонов к ливонскому вопросу имел давнюю предысторию. Еще в 1526 г. герцог Прусский Альбрехт Гогенцоллерн, только что «приватизировавший» владения Тевтонского ордена в Пруссии и принесший вассальную присягу польскому королю, предложил своему сеньору, великому князю Литовскому и королю Польскому Сигизмунду I (отцу Сигизмунда II) поделить Ливонию между Москвой и Краковом[62]. Как отмечал белорусский исследователь О. Дзярнович, в последующую четверть века Альбрехт постоянно поднимал этот вопрос в переписке с Ягеллонами – и с отцом, и с сыном[63]. Характеризуя личность последнего, русский историк Г.В. Форстен писал, что «при всей своей женственности, при свойственной ему лени и умственной неповоротливости он нередко был способен на весьма удачную дипломатическую уловку, составлял любопытные проекты, проявлял и лукавство, и жестокость…»[64]. Идея Альбрехта пришлась ему по душе, и осенью 1552 г. Сигизмунд II и Альбрехт тайно встретились сперва в Крупишках, а затем в Брайтенштайне и обсудили перспективы «инкорпорации» Ливонии в состав Короны. Рассуждая о московской угрозе захвата Ливонии, они договорились, что герцог разработает план этой самой «инкорпорации» по образцу и подобию аналогичного прусского акта 1525 г.[65]. Отметим, что московит, коим пугали друг друга конфиденты, в это время все еще осаждал Казань, отразив перед этим вторжение крымского хана Девлет-Гирея, и, вынашивая идею «интеграции» Астраханского ханства, договаривался об этом с ногаями. Зададимся вопросом – до Ливонии ли было Ивану в это время? И не стремился ли Сигизмунд использовать занятость своего заклятого московского друга татарскими делами для того, чтобы по-быстрому провернуть
См.: