Плачущие человечки (сборник). Юрий Михайлов
Читать онлайн книгу.
и козью шерсть, раздирала свалявшиеся комки. И рассказывала, как в деревне подростками они сушили на лужайках шерсть, хлестали её прутьями, оберегали от вездесущих птиц, таскавших ворсинки для утепления гнёзд.
В квартире стоял крепкий запах скотного двора, но к нему быстро привыкали. Да и в поселковой школе никого не удивишь таким запахом: многие, жившие в частных домах, держали и коз, и овец и даже коров. На время семья превращалась в артель: младшие дети чистили и теребили шерсть, старшие – пытались крутить веретеном нить. Получалось плохо, но мама не ругала, показывала, как лучше зажимать и вращать веретено, как из привязанного к доске воздушного пучка шерсти вытягивать тонкую пряжу. Её стирали в слабых растворах хлорки или разведённого медного купороса, добавляли самую малость, чтобы оттенить природный цвет овечки или козы. На специальных деревянных каркасах сушили, потом перехватывали на ладони и тогда уже, вдвоём, накручивали небольшие мотки, чтобы не пережать пряжу. В общем, целая наука…
Зато зимой семья носила тёплые варежки и носки, а старшая сестра умудрялась до снежной белизны доводить козью шерсть, щеголяя в варежках и такой же белой длинноухой вязаной шапочке. В удачный год мать продавала по знакомым, без рынка, до ста пар варежек, носков и цветных шарфиков, но это делалось уже спецзаказом – и по цвету, и по размерам. Что ни говори, реальные деньги в семье…
А их катастрофически не хватало даже на школьную форму для четырёх учеников, оставшихся без отца. Он вернулся с войны после тяжёлого ранения и, отметив лишь пятую годовщину победы, ушёл незаметно, как и жил, никого не обременяя, покуривая самокрутки из отрывного настенного календаря и читая толстенную библию на старославянском языке. Но его помнили в посёлке: почти два десятка кровельщиков сделал мастерами.
Пенсия за отца – мизерная, зарплаты мамы даже на двух работах уборщицей хватало только на муку, сахар, соль и подсолнечное масло. В день получки двое младших пацанов грузили десятилитровую бутыль на санки или тележку, шли на рынок и, выстояв большую очередь, покупали подсолнечное масло, которое качали мехрычагом из ржавых бочек. Вечером мама устраивала праздник: пекла пироги с картошкой и много-много воздушных поджаристых пышек. Выпечки хватало на три-четыре дня, только утром не ленись погреть её на сковородке, плотно закрытой глиняным блюдом. Учились дети посменно: мальчишки – в первую смену, старшие – девочки – во вторую. Но они всегда выпроваживали младших в школу накормленными, с собранными портфелями. Мама уходила на работу к шести утра.
Разница в четыре года – пропасть в школьной иерархии, небо и земля – третий и седьмой классы. Старший брат не опекал младшего, не собирал ему портфель, не вытирал нос. Но все знали: если кто-то обидит Вовку Леонова, будет иметь дело с его братом – Генкой, хорошим учеником, но уличным сорвиголовой. Семиклассник – классный футболист, а Вовка всё больше книжки читает, рисует, камушки да ракушки собирает в «секрет». В ямку под стекло, специально выточенное на крепёжной проволоке телеграфного столба, укладывались предметы мальчишеской гордости, особенно ценились значки