У Сиси был выходной, и она пришла ко мне – в квартиру на последнем этаже коричневого нью-йоркского особняка, на которую я спускал свои сбережения. Разговорчива была не в меру, ей-ей. Спросила:

      – На сколько ты клуб нагреваешь?

      На хорошую такую сумму.

      Я ответил:

      – Если бы.

      Сиси не стала настаивать.

      Так посмотрела.

      Меня прямо обожгло.

      А потом и вовсе полыхнуло.

      После я выкурил сигарету (очень редко это делаю). Сиси, прости господи, дала.

      «Вирджиния слимс».

      Не очень-то по-мужски. Она натянула мою выцветшую джинсовую рубашку. Сто лет уже у меня эта рубашка. Смотрелась в ней Сиси что надо – горячая штучка. От нее прямо пар шел, когда она пошла смешать пару шпритцеров с водкой.

      Когда мы почти наигрались, Сиси взяла папашину книжку и спросила:

      – Читаешь?

      Что?

      Я ей болван какой-нибудь безмозглый, что ли?

      Эгей!

      Пролистала книжку.

      – Вот это словечко!

      Я зашел в большую комнату (на мне была футболка «Янкиз» самого большого размера) и спросил:

      – Что там?

      Сиси прочитала:

      – Несострадный.

      – Это что еще, нафиг, такое?

      Сиси вытащила из моего потрепанного собрания не менее потрепанный словарик, нашла слово и прочитала вслух:

      – Испытывающий радость при неудаче другого.

      Посмотрела на меня,

      сказала:

      – Брейди.

      Я возражать не стал.

      Сиси вручила мне стакан с коктейлем.

      Холодный,

      приятный,

      как

      надежда.

      Вот так вот затейливо.

      И