Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго». Анна Пастернак

Читать онлайн книгу.

Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - Анна Пастернак


Скачать книгу
от гингивита, воспаления десен, из-за чего часто плакала. Но Борису были безразличны ее страдания. «Мы, родственники,[105] были на ее стороне, – объясняла Жозефина, – но что мы могли поделать? Борис не проявлял грубости; просто, казалось, ему опостылела абсурдность и неуместность всей ситуации – и житье в пансионе, и отсутствие приватности, и неудержимая слезливость жены». Родственники удивились еще сильнее, когда он решил снять для себя отдельную комнату, где мог бы спокойно работать. Этот шаг они сочли излишеством. Последней каплей стал момент, когда Евгения обнаружила, что беременна. Ссоры стали еще более бурными: «Ребенок! Рабство![106] В конце концов, это твоя забота, – говорил Борис жене, – ведь ты мать».

      «Что? – кричала в ответ Женя. – Моя? Моя?! Ах! Ты, ты… ты забываешь, что я предана своему искусству, ты, эгоист!»

      Главным источником напряженности между супругами был вопрос о том, возвращаться ли в Москву, и если да, то когда. Борис жаждал вернуться в Россию, в то время как Евгения хотела остаться в Берлине, «второй русской столице». Энергия русской интеллектуальной жизни в Берлине достигла зенита в начале 1920-х годов, потом постепенно снижалась под воздействием широко распространявшихся политических беспорядков и стремительно взлетавшей инфляции. Мрачность судьбы Германии печалила Пастернака, который впоследствии писал: «Германия голодала и холодала[107], ничем не обманываясь, никого не обманывая, с протянутой временам, как за подаяньем, рукой (жест для нее несвойственный) и вся поголовно на костылях». В типичной для него театральной манере он добавлял, что ему потребовались «ежедневная бутылка коньяку и Чарльз Диккенс, чтобы позабыть это».

      Вернувшись в Москву, супруги поселились в прежней квартире Пастернаков на Волхонке. Вскоре после возвращения, 23 сентября 1923 года, родился их сын, Евгений Борисович Пастернак. «Он был такой кроха[108] – как могли мы дать ему новое, непривычное имя? – писал Борис. – Поэтому выбрали то, что было ближе всех к нему, имя его матери – Женя».

      Неуверенный в своем заработке, не способный свести концы с концами на те авансы, которые выдавали издатели за его оригинальные произведения и переводы, Пастернак недолгое время работал в Библиотеке Народного комиссариата образования в Москве. Он был ответствен за чтение и цензурирование иностранных газет – вырезание всех упоминаний о Ленине. Это обыденное занятие он обратил себе на пользу: просмотр иностранной прессы давал ему возможность всегда быть в курсе дел западноевропейской литературы. В перерывах Борис читал, в числе прочих, Пруста, Конрада и Хемингуэя. Он также вступил в Левый фронт искусств, чей журнал «ЛЕФ» издавался поэтом и актером Владимиром Маяковским, который учился в гимназии на два класса ниже Бориса. Борис вступил в ЛЕФ скорее из солидарности со старым знакомым, чем от искреннего желания стать активным участником группы и ее революционной программы, и в 1928 году покинул объединение. В том же году он отослал


Скачать книгу

<p>105</p>

«Мы, родственники…»: из беседы автора с Жозефиной Пастернак.

<p>106</p>

«Ребенок! Рабство!..»: Josephine Pasternak, Tightrope Walking, стр. 168 (Ж. Пастернак, «Хождение по канату»).

<p>107</p>

«Германия голодала и холодала…»: Mallac, Boris Pasternak, стр. 105–106.

<p>108</p>

«Он был такой кроха…»: Josephine Pasternak, Tightrope Walking, стр. 190 (Ж. Пастернак, «Хождение по канату»).