Не поправить дня усильями светилен.

      Не поднять теням крещенских покрывал.

      На земле зима, и дым огней бессилен

      Распрямить дома, полегшие вповал.

      Булки фонарей и пышки крыш, и черным

      По белу в снегу – косяк особняка:

      Это – барский дом, и я в нем гувернером.

      Я один, я спать услал ученика.

      Никого не ждут. Но – наглухо портьеру.

      Тротуар в буграх, крыльцо заметено.

      Память, не ершись! Срастись со мной! Уверуй

      И уверь меня, что я с тобой – одно.

      Снова ты о ней? Но я не тем взволнован.

      Кто открыл ей сроки, кто навел на след?

      Тот удар – исток всего. До остального,

      Милостью ее, теперь мне дела нет.

      Тротуар в буграх. Меж снеговых развилин

      Вмерзшие бутылки голых, черных льдин.

      Булки фонарей, и на трубе, как филин,

      Потонувший в перьях нелюдимый дым.

      Прислушайся к вьюге, сквозь десны процеженной,

      Прислушайся к голой побежке бесснежья.

      Разбиться им не обо что, и заносы

      Чугунною цепью проносятся понизу

      Полями, по чересполосице, в поезде,

      По воздуху, по снегу, в отзывах ветра,

      Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,

      Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.

      Полями, по воздуху, сквозь околесицу,

      Приснившуюся небесному постнику.

      Он видит: попадали зубы из челюсти,

      И шамкают замки, поместия с пришептом,

      Все вышиблено, ни единого в целости,

      И постнику тошно от стука костей.

      От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,

      От красных зазубрин карпатских зубцов.

      Он двинуться хочет, не может проснуться,

      Не может, засунутый в сон на засов.

      И видит еще. Как назем огородника,

      Всю землю сравняли с землей на Стоходе.

      Не верит, чтоб выси зевнулось когда-нибудь

      Во всю ее бездну, и на небо выплыл,

      Как колокол на перекладине дали,

      Серебряный слиток глотательной впадины,

      Язык и глагол ее, – месяц небесный.

      Нет, косноязычный, гундосый и сиплый,

      Он с кровью заглочен хрящами развалин.

      Сунь руку в крутящийся щебень метели, —

      Он на руку вывалится из расселины

      Мясистой култышкою, мышцей бесцельной

      На жиле, картечиной напрочь отстреленной.

      Его отожгло, как отеклую тыкву.

      Он прыгнул с гряды за ограду. Он в рытвине.

      Он сорван был битвой и, битвой подхлеснутый,

      Как