Вызванные Святым Отцом лекарь и служка уложили бесчувственную женщину на небольшой диванчик здесь же, в студиоло. Спустя некоторое время, которого оказалось достаточно для того, чтобы лекарь с трудом нащупал пульс, попытался привести женщину в себя с помощью нюхательной соли и, осознав безуспешность этих попыток, заподозрил, что столкнулся с чем-то иным, чем нервный обморок. Не совсем понимая, насколько спокойно отнесется Его Святейшество к тому, что незнакомка умрет у врача на руках – а по мнению лекаря все шло к этому – он решил честно покаяться и робко постучался в дверь комнаты, куда ушел Сикст.

      – Кто там? – донеслось из-за двери.

      Впрочем, Феличе Перетти уже догадывался, что побеспокоить его могли только в связи с синьорой Ла Платьер. Он уже не раз проклял себя за слабость и за самоуверенность. Не нужно было давать волю чувствам – ни гневу, ни сожалению.

      – Ваше Святейшество, – лекарь склонился так, что, казалось, сейчас переломится пополам. – Эта женщина… Эта синьора… Мне кажется, она умирает… Я не могу ей помочь!

      Из студиоло, где на диване безжизненно лежала Юлия, донеслись тихие, неразборчивые звуки – кто-то быстро, запинаясь, путаясь что-то говорил. Папа уничтожающе глянул на лекаря и, пробормотав: «Зря я отпустил Лейзера», стремительно прошел обратно в свой студиоло, приблизился к лежащей женщине, вслушиваясь в бред. Ее бледные губы едва шевелились, но даже в этом почти беззвучном шепоте слышались то отрывочные слова, то наполненные болью и страхом мольбы. «Феличе… наш сын… твой сын… Не забирай его у меня… Не оставляй меня им… Жан… Убийца… Не смей бросать меня здесь! Не уходи! Зачем ты убил его… Бенвенуто, сынок… Убийца! Не оставляй! Я приду к тебе… Жан! Феличе…» Из-под закрытых век на виски текли слезы, но лицо, застывшее словно маска, оставалось почти неподвижным.

      Чем