Судный день. Александр Ольбик
Читать онлайн книгу.
вышел на крыльцо схватить свежего воздуха. Взял в горсть снежка и – под воротник его, на пульсирующую аорту, другую порцию – на затылок, где тоже давило и стучало, как молотком по наковальне, видно опять подскочило давление. Прислонившись к дверному косяку, он вглядывался в снежную замять, но та была настолько плотной, что свет прожекторов сторожевой вышки с трудом через нее пробивался. В такие ночи и в такую погоду самое время подаваться в бега…
К Позументову подошел Нуарб и спросил, чем может помочь и даже куда-то сбегал, вернувшись с таблеткой валидола. Когда стало легче дышать и ломящая боль в затылке отступила, Маэстро вернулся в помещение и, к удивлению своему, увидел почти всех зеков все так же роящимися у его шконки. Он мог бы поклясться, что их глаза светились участливым светом. А ночью, когда за стенами улеглась вьюга, и лишь храп сокамерников тревожил тишину, ему приснилось, что он возле какого-то деревенского дома входит в самую гущу цветущей сирени. Махровый, пышный, благоухающий кокон, из которого нет выхода…
Утреннее просыпание в заключении – это адские ощущения. Тотальная казенщина, выстуженный за ночь барак, ор контролеров, матюки зеков и вонючая пелена дыма от дешевого табака, и, если судить по зловонным ароматам, с некоторой примесью анаши. Потом жалкая трапеза, опустевший барак, когда все заключенные уже разошлись по работам. Без его, Позументова, участия, так как по возрасту и состоянию здоровья он признан непригодным для физического труда.
Но бездельем не маялся. Убирал барак, чистил туалеты, а закончив работу, брал краски, которые ему вместе с сигарами постоянно присылали из Москвы коллеги, и шел с этюдником в дальний конец зоны, почти под самую крайнюю сторожевую вышку, и, если не падал снег и небо было ясное, писал то, что видел. А видел он немного, только то, что можно увидеть внутри пространства, огороженного высоким забором, по хребтине которого курчавятся заиндевелые кольца колючей проволоки. Но чаще всего на его этюдах ни вышек, ни стены, ни колючей проволоки не было, а были очаровательные уголки Крыма, самшитовые рощицы Кавказа и буйство самых фантастических цветов. Иногда пейзажи сменялись натюрмортами с плодами знойных тропиков, где он отродясь не бывал. А когда наваливалась непогода, оставался в бараке и писал копии картин из альбома классической живописи, и получалось это настолько убедительно, что однажды приехавшие в колонию журналисты, художнии и еще какие-то деятели, по подсказке Кривоедова, пришли к Позументову, чтобы взглянуть на творения «чудаковатого старика-зека». Он им показал копии с Рубенса, с картины Куинджи «Лунная ночь над Днепром», и один нервный тип из делегации от умиления даже прослезился. Такие копии были во всех квартирах и кабинетах командного и среднего офицерского состава лагеря. За эти «подарки» ему отпускались кое-какие грехи. Он даже имел небольшие преференции, распространяющиеся на посылки, телефонные разговоры и другие послабления…
Кроме всего прочего, в лагере он был известен как экстрасенс. Руками вытворял настоящие чудеса. Спасал от депрессии,