В спокойных пригородах снег

      Сгребают дворники лопатами;

      Я с мужиками бородатыми

      Иду, прохожий человек.

      Мелькают женщины в платках,

      И тявкают дворняжки шалые,

      И самоваров розы алые

      Горят в трактирах и домах.

      Мы напряженного молчанья не выносим —

      Несовершенство душ обидно, наконец!

      И в замешательстве уж объявился чтец,

      И радостно его приветствовали: «Просим!»

      Я так и знал, кто здесь присутствовал незримо!

      Кошмарный человек читает «Улялюм».

      Значенье – суета, и слово – только шум,

      Когда фонетика – служанка серафима.

      О доме Эшеров Эдгара пела арфа.

      Безумный воду пил, очнулся и умолк.

      Я был на улице. Свистел осенний шелк…

      И горло греет шелк щекочущего шарфа…

      В столице северной томится пыльный тополь,

      Запутался в листве прозрачный циферблат,

      И в темной зелени фрегат или акрополь

      Сияет издали, воде и небу брат.

      Ладья воздушная и мачта-недотрога,

      Служа линейкою преемникам Петра,

      Он учит: красота – не прихоть полубога,

      А хищный глазомер простого столяра.

      Нам четырех стихий приязненно господство,

      Но создал пятую свободный человек.

      Не отрицает ли пространства превосходство

      Сей целомудренно построенный ковчег?

      Сердито лепятся капризные медузы,

      Как плуги брошены, ржавеют якоря;

      И вот разорваны трех измерений узы,

      И открываются всемирные моря!

      В таверне воровская шайка

      Всю ночь играла в домино.

      Пришла с яичницей хозяйка;

      Монахи выпили вино.

      На башне спорили химеры:

      Которая из них урод?

      А утром проповедник серый

      В палатки призывал народ.

      На рынке возятся собаки,

      Менялы щелкает замок.

      У вечности ворует всякий,

      А вечность – как морской песок:

      Он осыпается с телеги —

      Не хватит на мешки рогож —

      И, недовольный, о ночлеге

      Монах рассказывает ложь!

      Кинематограф. Три скамейки.

      Сантиментальная горячка.

      Аристократка и богачка

      В сетях соперницы-злодейки.

      Не удержать любви полета:

      Она ни в чем не виновата!

      Самоотверженно, как брата,

      Любила лейтенанта флота.

      А он скитается в пустыне,

      Седого графа сын побочный.

      Так начинается лубочный

      Роман красавицы-графини.

      И в исступленьи, как гитана,

      Она заламывает руки.

      Разлука. Бешеные звуки

      Затравленного