Корабли и люди. И. Г. Святов
Читать онлайн книгу.
состоялось. Я понравился Александре Васильевне, и она дала своё согласие. Так я и стал Святовым Иваном Ееоргиевичем.
В 1909 году после забастовки на Московско-Казанской железной дороге Егора Петровича уволили. Мне было уже шесть лет, и я помню, какое это было горе. Помню, как зимой отец поступил на работу приказчиком в пивную лавку, принадлежавшую известным нефтепромышленникам Нобелям, владевшим также пивными заводами в Самаре и Пензе.
В Бессоновке я провел детство и отрочество. Учился в двухклассном министерском училище легко и с интересом. Характер же у меня оказался резким, в обиду себя не давал и, если вдруг кто-то из учеников дразнил меня подзаборником или подкидышем (все знали, что я приёмный сын), в ход пускал кулаки, и довольно часто. Потасовки не всегда кончались в мою пользу, но всё же, сильный и бесстрашный, в большинстве случаев я оказывался победителем.
Очень рано я пристрастился к рыбалке. Страсть эта осталась у меня на всю жизнь. В Суре я ловил подустов и окуней, в Шелдаисе, левом притоке Мокши, – пескарей и ельцов.
Во время Первой мировой войны со мной, одиннадцатилетним мальчиком, озорником и непоседой, моя мать, Александра Васильевна, дважды ездила на австро-германский фронт к мужу, служившему в то время старшим каптенармусом 407-го пехотного Пензенского полка. Первый раз мы ездили в Бессарабию, под Хотин, второй – в Белоруссию, под Клевань и Ровно.
О порядочности Егора Петровича может свидетельствовать такой случай: Егор Петрович ехал на позицию с продовольственной повозкой и в лесу нашёл портфель полкового казначея с денежным содержанием всей дружины. Ему бы ничего не стоило утаить находку, но Егор Петрович установил по документам личность потерявшего портфель, явился с ним к командиру дружины, и тот премировал Егора Петровича тремя рублями за честность и бескорыстность.
Хочется рассказать о моих детских впечатлениях, которые остались от одного пешего перехода 407-го пехотного Пензенского полка при перемещении его от станции Мамалыга, где он находился на отдыхе, в район Ставчаны.
Вдоль пыльного шоссе по обе стороны были разбиты фруктовые сады с белыми хатами-мазанками. Колонна полка по четыре бойца в ряду, с винтовками и походными кухнями, шла неторопливо, с песнями: «Дуня, Дуня я, Дуня – ягодка моя», «Соловей, соловей, пташечка, канареечка жалобно поёт».
Сбоку я, в пиджачке и шляпе, стараясь идти в ногу и соблюдая равнение, как можно шире шагаю. Местные мальчишки, привлечённые песнями, высыпали на обочину и, указывая на меня пальцами, кричали: «Москаль, москаль, ходь до нас»! Я подходил, и в мою шляпу сыпались сливы, груши и яблоки. Я раздавал их по рядам. Забегал я и в хаты и видел там старух с трубками во рту у подвешенных зыбок, в которых порой сидели четырёх – пятилетние ребята, тоже с дымящимися трубками. Мне и там сыпались в шляпу дары садов.
А вот во второй поездке на фронт в район Ровно со мной приключилось неожиданное происшествие. Добравшись поездом до Ровно, мать со мной пошла на базар, где она отыскала несколько