Забывая, что тело чужое,

      Ладно, там уж анализ мочи,

      Кровь опять забирают на РОЭ.

      В тело вновь проникает игла,

      Ну а я: – Может, хватит? Доколе?

      Нехорошая мысль вдруг пришла:

      Не отпустят, пока не заколют!

      В голове переборами мат,

      А они мне: – Для пользы! Для дела!

      Буйный нрав загоняю я взад

      Взад в свое решечёное тело.

      – Ну и кому твои страдания нужны? А что такое РОЭ, ты ведь, наверняка, сам не знаешь. Может Российская организация эгоистов? – он улыбнулся своей, как ему показалось, удачной шутке, – Нет, стихи должны быть возвышенными. Они должны вдохновлять людей, вселять надежду.

      – На светлое будущее?

      Он, не почувствовав моего прикола, кивнул

      – И на него тоже.

      Правда, его последняя фраза была оптимистичной:

      – Давай дерзай дальше – должно получиться. Мы еще тобой гордиться будем!

      Борис Натанович тоже поделился со мной своими проблемами. За последний год он написал ряд критических статей. Кто-то нашел в них индивидуальный стиль и нетрадиционный взгляд. Ему посоветовали вступить в какую-нибудь писательскую организацию или прямо в Союз Писателей. Теперь Натанович размышлял, куда же направить свои стопы. Союзов писателей в Питере оказалось целых два, как он сказал один буйный, другой степенный. А еще обнаружился десяток литературных объединений, которые выросли на озвученной в свое время свободе слова.

      – А я бы ни в какой союз не вступал. Всеми этими союзами, партиями, объединениями, и прочим я давно уже сыт по горло.

      – Вот так? – удивился Борис Натанович, – и почему же?

      И тогда я поведал ему свои впечатления от поворотов моей не слишком удавшейся жизни.

      – Здорово, – сказал он, – тут можно целый рассказ написать или даже повесть. Слушай, если я когда-нибудь надумаю, можно мне это за основу сюжета взять?

      – Можно, – не задумываясь, ответил я, и мы пошли ужинать.

      Получив предупреждение от врачей о том, что теперь меня в любой момент могут вызвать на очередные сборы, я был выписан. Довеском шло бодрящее душу заверение, что мое сердце мне прослужит до последнего дня.