От первого лица. Виталий Коротич
Читать онлайн книгу.
о том, что я у вас на содержании, а хоть бы цент кто-нибудь дал…» Аудитория облегченно засмеялась. У нее был другой жизненный опыт, и меня поняли не сразу.
Советские чиновники придумали замечательную глупость, именовавшуюся «коллективное мнение». Это мнение не представляло никого, кроме функционеров, его формулировавших. Так исключались двоечники из пионеров, подвергались изгнанию из страны предатели и диссиденты, посылались приветственные письма правительству, осуждались Пастернак, Сахаров, Солженицын и кто угодно, принимались высочайшие производственные обязательства и решения массово сдать кровь для переливания погорельцам. На самом деле письма правительству подшивались в папку, планы не выполнялись, а кровь отправляли в местную больницу для начальства. Это был ритуал, а все на свете чиновники обожают ритуалы. Важно было, чтобы решения принимали не конкретные люди, несущие хоть какую-то ответственность, а безликая народная масса, собрание, митинг. Причем сразу же скажу, что и в других странах пробуют иногда пользоваться подобным методом, не в таких, конечно, масштабах. Я был в Америке, когда в январе 1977 года там, во дворе тюрьмы мормонского штата Юта, решили расстрелять убийцу Гэри Гилмора. Шести отобранным палачам-добровольцам раздали винтовки; пять были заряжены боевыми патронами, а одна – холостым. Стрелял коллектив, но каждый мог утверждать, что убил не он, потому что его патрон был без пули. Коллективная ответственность – великая штука.
Начиная с шестидесятых годов в стране понемногу начали почти в открытую формироваться и личные мнения, появились диссиденты, высказывавшие собственные соображения по самым разным вопросам. Я помню свои ощущения при первых контактах с теми, кто позволял себе в политике мыслить неординарно, и возникавшее тогда же нежелание попасть из одной догмы в другую. Во многих случаях тип мышления оставался неизменным, менялись идеи, но внушались они с той же категоричностью. Будто мне предлагали перейти из одного строя в другой, но шагающий, например, с правой ноги. Многие мои приятели того времени на Украине потянулись к националистам, среди которых было много честных и самоотверженных людей. Но мне казалось неинтересным сведение огромной части разногласий с бесчеловечной системой к разговорам о вопросах преимущественно филологических. Конечно же, Украина заслуживала самостоятельности, но никак не во имя того, чтобы ее руководители запели наконец украинские застольные песни, а вместо ленинских бюстов везде вознеслись шевченковские. Если в России был некий выбор и полоса диссидентства простиралась между националистом Солженицыным и космополитом Сахаровым, то на Украине был один только полюс, националистический. А я, украинский писатель, никогда не был националистом, соглашаясь с философом Владимиром Соловьевым, что национализм развращает народ так же, как эгоизм – отдельного человека. До сих пор я искренне полагаю, что сохранение души не обязательно начинается с вопроса о том, одета