Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки. Елена Чхаидзе
Читать онлайн книгу.
1989 года в абхазском селе Лыхны состоялся многотысячный сход (Шатаева, Мошкин, 2015. C. 118; Рейфилд, 2017. C. 479–483). Представители народа автономии выдвинули идею о выходе Абхазии из состава Грузии и о восстановлении ее в статусе союзной республики, что спровоцировало в Тбилиси массовые митинги: невооруженные грузины выступали против выхода Абхазской автономной республики из состава ГССР.
Действия советской власти 9 апреля стали ассоциироваться грузинским обществом с действиями русских против грузин, а грузинская элита открыто заявляла о многолетнем порабощении Грузии со стороны России. В целом 1989 год был особенным в мировом масштабе, и европейские теоретики охарактеризовали его как границу преломления эпох (Хардт, Негри, 2000) и как «год идеологии разрыва» (Hladik, 2013). Этот тезис явился убедительным по отношению к России и Грузии, а также по отношению к другой «иерархии» – Грузии и ее советским автономиям (Абхазии и Южной Осетии).
Ответственность за новый курс Грузии взяли на себя круги, приближенные к представителям грузинского национального движения. 28 октября 1990 года на первых многопартийных выборах в Верховный Совет Грузинской ССР побеждает блок «Круглый стол – свободная Грузия», который возглавлял советский диссидент, писатель и литературовед Звиад Гамсахурдия. Он же стал первым президентом независимой Грузии. Специфику происходившего проанализировали Заал Андроникашвили и Георгий Майсурадзе в статье «Грузия-1990: Филологема независимости, или Неизвлеченный опыт»:
К системному и рациональному осмыслению проблем постсоветского строительства образованный класс Грузии, как и все грузинское общество 1990 года, оказался не готов, избрав «филологический» путь. Проецирование национального мифа, выработанного филологическим дискурсом, в плоскость политических решений привело к весьма тяжелым последствиям, включая конфликты с этническими меньшинствами (C. 123).
То есть отсутствие практических знаний и опыта было замещено знаниями теоретическими, книжными:
В Грузии настал беспредел. Гамсахурдия, обращавшийся с министрами, как с прислугой, не признававший своего невежества в экономических, дипломатических и военных делах, не умел управлять (Рейфилд, 2017. C. 482)[26].
Андроникашвили и Майсурадзе считают, что знания и опыт были подменены обращением к националистическим темам, мифам, дискурсам, сформировавшимся в грузинской литературе за многие годы нахождения в российском культурно-политическом поле и не имеющим к реальной стратегии развития государства никакого отношения. Возрастание национализма в позднесоветский и ранний постсоветский периоды сводилось к высвобождению, восстановлению национальной идентичности и обретению независимости, а значит, к началу построения нового суверена. Стремление к обретению независимости, с одной стороны, и сохранению влияния, с другой, обернулось цепочкой войн и столкновений, основанных и на процессе «удержания»: Россия старалась удержать в поле своего влияния бывшие советские республики,
Все яркие политики того остроконфликтного периода и в Грузии, и в Абхазии были не юристами или экономистами, а гуманитариями, в основном филологами: Звиад Гамсахурдия – писатель, переводчик, картвелолог; Мераб Костава – поэт и музыкант; Джаба Иоселиани – вор в законе, ставший востоковедом и преподавателем драматургии; Владислав Ардзинба – историк, востоковед; Станислав Лакоба – литератор и историк; Юрий Воронов – кавказовед и археолог.