Девушка понемногу приходила в себя. Мирослав принес пакет с чистым бельем и одеждой, и Ромашка, которой нечасто случалось покупать обновки, долго рассматривала себя в зеркале над рукомойником. Хотя девушка точно знала, что спортивные костюмы ей не идут – в них она кажется совсем уж толстой, тем не менее, голубовато-серого цвета брюки и легкая курточка ей понравились. По крайней мере, подумала Ромашка, теперь она одета куда практичнее, чем в тот день, когда ее забрала полиция.

      Вскоре проведать девушку пришел директор музея.

      – Здравствуй, Ромашка! Вижу, тебе уже лучше? – он улыбался виновато, наверное, вспоминая свой прошлый визит. – Очень рад видеть тебя здесь, хотя, конечно, лучше бы нашелся более приятный повод пригласить тебя в гости.

      – Вы меня знаете? – удивилась девушка.

      – Ну как мне тебя не знать, если ты, Ромашка, моя самая частая посетительница! – воскликнул старичок. – Сейчас время такое, мало кто ходит в музей, а у меня на лица память хорошая.

      – Как же вам удается работать? – пробормотала Ромашка.

      – Музей давно уже работает в убыток, – развел руками директор. – В свое время я пытался приобщить к этому делу сына – не получилось. Зато теперь у моего сына свое дело, очень доходное, и он помогает мне, старику, чем может. Думает, наверное, что музей – это что-то вроде моего хобби. Хотя, в каком-то смысле, так оно и есть. – Старичок вздохнул. – Я хотел показать людям красоту, надеялся, что искусство поможет многим из них встать на правильный путь… В мое время в музей еще ходили. А теперь никто этим не интересуется.

      «А ведь и верно, – подумала Ромашка. – Даже Рысь… Пришел в музей только для того, чтобы стать пособником грабителей».

      – Так мы в хранилище музея? – догадалась она. – В нижних этажах?

      Старичок кивнул.

      Директор недолго пробыл здесь – настало время открывать музей. Ромашка рассказала ему о Рысе, предупредила, что планы хранилищ могут быть известны грабителям. Анатолий Вергаров не удивился, лишь заверил ее, что этого убежища в планах нет.

      Они снова остались вдвоем. Ромашка украдкой терла запястья – сильно чесались следы от ремней, и на этот раз Мирослав ее не остановил, о чем-то задумавшись.

      – Ты знаешь, Ромашка…

      Девушка невольно улыбнулась: сколько раз Мирослав начинал разговор с таких слов, собираясь рассказать о чем-то, на его взгляд, удивительном и странном.

      – Ты знаешь, Ромашка, я все-таки плохо понимаю здешних людей. Нам говорили, что в подобном обществе человек пытается самоутвердиться за счет остальных, почувствовать себя сильным, обижая каждого, кого можно обидеть безнаказанно. Только… ты не находишь, что это бессмысленно?

      – Почему? – Ромашка вздохнула: ей снова приходилось объяснять