Вечером я сидела на кухне, выкрашенной в синий цвет почти до потолка, с синим подоконником и синими рамами, и читала его открытки. Мне всегда хотелось узнать, как у человека произрастают стихи в голове. Вот взять его – он был такой худой, серый, с острым лицом, временами суетливый и неприятный, и все время по городу, неутомимо, вприпрыжку… А в голове у него была целая мастерская, все в движении-брожении, и строил-то он из всем доступного материала. Его мастерская никогда не прекращала своей работы: сколько раз я видела его, идущего вприпрыжку по городу с бессознательным видом. О чем же он может писать, думала я, если он ничего не замечает кругом? Я всегда думала, что художник или поэт должен иметь зоркий взгляд и мудрое сердце, – это не мое, это скорее всего Экзюпери. Но мой знакомый направлял свой взгляд внутрь самого себя и временами так глубоко, в самую бездну, что в ней тонул, и тогда соседи вызывали санитаров и те увозили его в психушку.

      Когда я однажды открыла местную газету и увидела его стих, я прониклась благодарностью к газете, потому что для нее было подвигом – напечатать стих «Истонченный мозг». Я вырезала его из газеты, приклеила на кусок картона и повесила его в кухне. И снова подумала, что подобное стремится к подобному. Но это стремление было для меня равно смерти, потому в правом нижнем углу картона я приписала: «Хочу быть обычным человеком и ходить по земле, и до скончания века вспоминать о тебе».

      «О тебе» – это я имела ввиду свою неизлечимую болезнь, которая начала отступать, и я провожала ее уход с благодарностью к жизненным силам, которые, оказывается, жили во мне.

      Я не хотела быть гениальной, а хотела быть обычным земным, очень земным человеком, но это плохо у меня получалось: когда-то давно я застряла между небом и землей, а мой знакомый, похоже, набирал с каждым годом скорость, устремляясь вверх.

      Когда мне сказали, что проза моя лучше стихов, я совсем успокоилась и решила с любовью и благодарностью читать стихи любимых поэтов и не марать бумагу, но в самые черные дни моей болезни стихи пробивались, несмотря на запреты, и не оставляли меня в покое, пока я их не записывала, и только после этого совершался акт освобождения. Многие из них все-таки умерли в заточении, но некоторые из тех, в которых присутствовал ты, они родились и я их сохранила.

      Рифмы ненаписанных стихов

      Мы стояли друг напротив друга на улице, по ногам неслась серая пыль, скорее, песок, вперемежку с пожелтевшими листьями: эта улица тоже была густо обсажена тополями. Мы смотрели друг другу в глаза и медленно друг друга узнавали. Школьные годы чудесные. Ты учился с моим двоюродным братом в одном классе и был его лучшим другом, а мой брат был младше меня на четыре года.

      Ты узнал, но был удивлен увидеть меня здесь. В этом городе, на краю, на дороге, уходящей к реке. Ты ничего