Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить (сборник). Джеймс Артур Болдуин
Читать онлайн книгу.
мосты. Под мостами проплывают шлюпки, на них можно видеть женщин, развешивающих выстиранное белье. Иногда увидишь байдарку, и на ней молодого человека, усердно работающего веслом, вид у него беспомощный и глуповатый. У берега покачиваются яхты, стоят плавучие дома и баржи. Мы постоянно проходим мимо пожарной части, и пожарные уже узнают нас. Позже, когда Джованни прятался зимой на барже, именно пожарный, увидев, как он крадется вечером в свое убежище с буханкой хлеба, донес на него в полицию.
Деревья день ото дня зеленели, река вскрылась, над ней плыл коричневатый зимний дымок, появились рыбаки. Джованни был прав, говоря, что рыба для них не главное, им просто приятен процесс ловли. Книжные развалы на набережных обрели праздничный вид, продавцы ждали хорошей погоды и покупателей, которые будут неспешно рыться в потрепанных книжках, а также туристов с их вечным желанием увезти в Соединенные Штаты или в Данию множество цветных гравюр – гораздо больше, чем им нужно. Появились девушки на велосипедах в сопровождении молодых людей точно в такой же, как у девушек, экипировке. Иногда мы видели, как с приближением темноты молодежь оставляла велосипеды на набережной до завтрашнего дня. Тогда Джованни как раз потерял работу, и мы подолгу бродили вечерами. Это были грустные вечера. Джованни чувствовал, что я скоро расстанусь с ним, но не заговаривал об этом, боясь подтверждения своих опасений. Я тоже не осмеливался открыть ему правду. Из Испании возвращалась Гелла, отец согласился прислать мне деньги, и я не собирался делиться ими с Джованни, хотя тот много сделал для меня. У меня появилась возможность вырваться из его комнаты.
С каждым утром небо и солнце поднимались все выше, а Сену все больше окутывала нежная дымка надежды. Букинисты понемногу снимали зимние одежды, отчего их фигуры удивительным образом преображались. Можно было только предполагать, каким будет конечный результат этих разоблачений. В распахнутых окнах, выходящих на набережные и прилегающие улицы, можно было видеть маляров, которых hôteliers[71] пригласили красить стены. Женщины в сыроварнях, сняв синие куртки, закатывали рукава, открывая крепкие, мускулистые руки, а хлеб в булочных казался особенно теплым и мягким. Школьники младших классов сняли накидки, а их коленки уже не синели от холода. Горожане стали больше говорить, повсюду звучал их удивительно ритмичный и страстный язык, который иногда вызывает ассоциацию с застывающим при кипении яичным белком, а иногда со звучанием струнных инструментов, но всегда – с подспудной и впоследствии разрешающейся страстью.
У Гийома мы завтракали не часто – хозяин бара меня недолюбливал. Обычно, стараясь остаться незамеченным, я слонялся неподалеку, дожидаясь, пока Джованни не покончит с уборкой и не переоденется. Потом мы со всеми прощались и уходили. У постоянных клиентов выработалось к нам своеобразное отношение, включавшее неприятный покровительственный тон, зависть и скрытую неприязнь. Однако они не смели говорить с нами в привычной манере и злились, что вынуждены общаться с нами на наших
Владельцы гостиниц (