В смиренномудрых высотах

      Зажглись осенние Плеяды.

      И нету никакой отрады,

      И нету горечи в мирах.

      Во всем однообразный смысл

      И совершенная свобода:

      Не воплощает ли природа

      Гармонию высоких числ?

      Но выпал снег – и нагота

      Деревьев траурною стала;

      Напрасно вечером зияла

      Небес златая пустота;

      И белый, черный, золотой –

      Печальнейшее из созвучий –

      Отозвалося неминучей

      И окончательной зимой.

      Дыханье вещее в стихах моих

      Животворящего их духа,

      Ты прикасаешься сердец каких –

      Какого достигаешь слуха?

      Или пустыннее напева ты

      Тех раковин, в песке поющих,

      Что круг очерченной им красоты

      Не разомкнули для живущих?

      Нету иного пути,

      Как через руку твою –

      Как же иначе найти

      Милую землю мою?

      Плыть к дорогим берегам,

      Если захочешь помочь:

      Руку приблизив к устам,

      Не отнимай ее прочь.

      Тонкие пальцы дрожат;

      Хрупкое тело живет:

      Лодка, скользящая над

      Тихою бездною вод.

      Что музыка нежных

      Моих славословий

      И волны любови

      В напевах мятежных,

      Когда мне оттуда

      Протянуты руки,

      Откуда и звуки

      И волны откуда –

      И сумерки тканей

      Пронизаны телом –

      В сиянии белом

      Твоих трепетаний?

      На темном небе, как узор,

      Деревья траурные вышиты.

      Зачем же выше и всё выше ты

      Возводишь изумленный взор?

      Вверху – такая темнота –

      Ты скажешь – время опрокинула

      И, словно ночь, на день нахлынула

      Холмов холодная черта.

      Высоких, неживых дерев

      Темнеющее рвется кружево:

      О месяц, только ты не суживай

      Серпа, внезапно почернев!

      Сквозь восковую занавесь,

      Что нежно так сквозит,

      Кустарник из тумана весь

      Заплаканный глядит.

      Простор, канвой окутанный,

      Безжизненней кулис,

      И месяц, весь опутанный,

      Беспомощно повис.

      Темнее