Крестился Алексей на пожаре лишь в четвёртый день службы. Лето в городе уже двинулось к своему исходу, и к третьему Спасу ночи хоть и стали холодными, но к полудню грело так, что караульный пожарный вертел голову во все стороны. Брандмейстер отъехал по делам, а помощник Мартынов сидел в караульном помещении в раздумьях. Всё в части было вроде бы так же, как и при его батюшке. Ширш снова оттачивал свой топор, будто бы собрался им бриться, Дорофеич возился у старого насоса, негромко называя его дурным словом, но, спохватившись, крестил и себя и его в надежде, что тот всё же не подведёт на пожаре. Пожарные служители, растянувшись под тёплым летним ветерком, дремали. Так, да не так. За всё обманчивое это спокойствие, за всю необходимость подняться в мгновение ока по тревоге и лететь туда, где огонь надумал сжечь всё живое – за всё вместе с брандмейстером Степаном Бодровым отвечал теперь и он, Алексей Мартынов. В следующую минуту, будто в подтверждение его мыслей, зазвонил пожарный колокол.

      – В Кузнечных рядах горит, – кричал караульный. – Шибко ползёт по ветру!

      – Давай все в конюшню! – вскочив, крикнул Мартынов. – Бочку запрягай. Бегом, говорю!

      Мартынов сразу вспомнил, что велел ему Бодров, если начнётся без него.

      – Ты, Коля, помни, что молод, службу узнаёшь только и простого пожарного пока стоишь, – объяснил в первый день ему брандмейстер. – Одно дело за отцом глядеть, а другое – самому. Ты, друг мой, за отвагой и наградами пока погоди – успеется. Не совладаешь коли, люди могут погибнуть и наши тоже. В бою обвыкай, что знаешь – командуй, а Ширш приглядит.

      Николай уже одел поверх мундира робу, взял ту самую отцовскую каску и выскочил к обозу. Линейка была готова, рядом гарцевал сигнальщик, последним, чуть задержавшись, выехал и бочечный ход.

      – Ну, с богом, Ваше благородие, – обернулся к помощнику брандмейстера Ширш.

      – Поехали! – крикнул Мартынов, и бойцы на одно мгновение замерли, словно услышали с того света знакомый голос прошлого своего командира. Но тут же Ширш стегнул гнедую в первом ходу, и они вырвались из ворот съезжего двора, едва не затоптав прибывшего не вовремя полицмейстера, подняв столбом пыль, скрывшую их на время от любопытных прохожих, и понеслись вниз по Почтовой…