14-го февраля 5032 года

      в Эпоху Большой Воды, Эры Рыб,

      Като Матцусиге,

      пребывавший в состоянье «сатори» тридцать пять лет,

      четыре месяца, одиннадцать дней, девять часов

      и двадцать четыре минуты

      очнется,

      чтобы записать на крыльце, припорошенном снегом,

      несколько слов:

      мороз и солнце

      день чудесный

      ещё ты дремлешь

      многие потом говорили,

      что не знают

      лучших слов о любви.

      в то же самое время, Масаоко из Эдо

      за всю свою жизнь

      записал лишь два слова:

      Ты помнишь?

      но,

      если задуматься,

      в них

      умещается мирозданье.

      Поедем в Ниццу, милая, bonjour!

      Там море по утрам шур-шур, шур-шур,

      там бутики, там жёлтый абажур

      горит в Негреско.

      Смотреть как туча шкрябает о холм,

      как баром на волне звенит паром,

      как ржавчина вползает в хром,

      и пахнет резко

      платанами, духами от наяд,

      (которые живут во чревах яхт,

      нельзя смотреть на них, ибо их взгляд

      как яд смертелен),

      еще лавандой, сыром и вином.

      Я там приобрету лё баритон

      как у француза, чей Louis Vuitton

      так неподделен.

      Здесь, в общем, одно плохо, всюду – высь.

      Где-то на выси, куда лень плестись,

      Матисс чудил,

      выдумывал свой танец.

      Здесь Чехов жил.

      Здесь Бунин волховал.

      Здесь Маяковский море волновал.

      Здесь и Шагал вполне себе шагал

      как провансалец.

      Когда-то здесь рябило от кокард,

      теперь, кто на Симье, кто на Кокад[2],

      а променад всё тот же, променад

      лежит, искрится.

      За фонарями плещет водоём.

      Мы в Ницце, дорогая, вот даём!

      Мы в ресторан на пляже забредём,

      влюбленные, закатом насладиться…

      Пусть в Ницце солнце за спину садится…

      Не суть, родная.

      Главное – не в нём.

      Оля вернулась из Грузии, бледная как сулугуни.

      – Что же случилось, Оля? Почему в краю винограда,

      где, когда дождь – всегда радуга, а с неба течёт боржоми,

      где мужчины с узкими лицами задевают усами двери,

      где ясно не сразу, где кровь, где киндзмараули,

      где сколько хозяек, столько и вкусов пхали,

      где солнце проходит сквозь стены, а тени – робки,

      кожа твоя отказалось от