Иду Туда, один средь всех,

      Средь ро́ссыпи чужих потех.

      Иду сквозь синий лёд души,

      сквозь взорванную гладь тиши.

      Мой путь – аршин всего Бытия,

      и изменить его нельзя.

      Аршин к аршину, к следу след —

      тускнеет в рамочке портрет.

      Не обойти,

      не повернуть

      шкалы упрямейшую ртуть.

      Сквозь кольца дерева,

      к листве…

      а проступлю я на кресте.

      Я, не похожий на себя,

      иду туда,

      куда идти нельзя.

      Всеобщий праздник впереди

      грозится, что не даст пройти.

      Он тормошит со всех сторон. —

      Хмельной звонарь —

      и дикий звон,

      и душит пепельная пыль

      летит от праздника,

      и гниль.

      И ветви пальцев грязных рук

      хватают, тянут в омут – круг.

      А в центре круга – стержень зла

      ждёт жертвы – нового «козла»…

      Но вырываюсь, и бегу

      в переодетую беду, —

      частично сохранившийся,

      к чертям развеселившимся.

      По липкой взлётной полосе

      в обрывках крыльях.

      На хвосте —

      мой керосиновый фонарь,

      хранит лампадовую даль.

      Я – Далеко, и города,

      потерянные