Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология. Сборник
Читать онлайн книгу.
произойти почти что мировой революции…
– Стой! – оборвал его Арефьев с раздирающим стоном. – О, если бы ты знал, как ты подводишь меня! Она замучила меня своими слезами: дай и дай ей такого же хорошего человека, как я! И я ей уже пообещал, что ты возьмешь ее, и ты своим отказом теперь ставишь меня в страшно неловкое положение перед ней, в страшно неловкое!..
– А ты в другой раз не обещай за меня.
– Ну, черт с тобой, – сказал Арефьев и сплюнул. – Кончим об этом! Теперь скажи: зачем ты бороду свою замечательную сбрил?
– Моя новая потребовала, – ответил Шурыгин с новым для него удовлетворенным, послушным семейственным лицом.
– Идиот ты! – посмотрел на это его лицо Арефьев, прыскнул, взмахнул руками, как дирижер, и убежал.
XV
В ожидании первого любовного свидания с Наталкой-Полтавкой Шурыгин волновался уже с утра и весь день тихонько напевал себе под нос малороссийские песенки и дома, и на улице, и на службе.
– Разве в Москву малороссийская труппа приехала? – спросил его начальник, когда Шурыгин во время делового доклада запел нежным фальцетом что-то любовное из Кропивницкого, спрятавшись за тучную, как бы налитую мудростью спину начальника.
– Приехала, но только не труппа, – взвился корпусом вверх, как ракета, счастливый Шурыгин и весело взвизгнул.
– А кто же? – спросил еще не старый, но уже отяжелевший начальник, тяжко пыхтя всем своим лицом в бумаги.
– Скоро узнаете, – так же взвился и так же взвизгнул Шурыгин. – Тогда покажу.
– Ага, значит, невеста, – умудренно махнул рукой начальник, как на нестоящее. – Неужели задумали жениться? – похоронно покачал он узкой головой на широкой шее. – Что же вас заставляет? Разве мало таких… канашек?
– Жаль на кого попало тратить свое естество, – сказал Шурыгин. – А от этой и детей иметь не стыдно будет, ха-ха!
Начальник опять сделал кистью руки прежнее нестоящее движение, точно прикрыл на столе ладонью букашку.
– Смотрите… Какая попадется…
XVI
Веселый, шумный, нетерпеливый, помолодевший, даже похудевший, с охапкой покупок в руках, с вином, с пирожными, с апельсинами ввалился наконец вечером Шурыгин к своей Наталке-Полтавке.
– Талочка, миленькая, золотце мое, погляди скорее, какие такие разные штучки принес я тебе! – говорил он, сваливая с себя на подоконник гору продовольственных подарков. – Целуй за это скорее меня сюда, нá тебе мои губы, скорее, бегом!
И он поворотил от окна назад лицо.
– Что-что? – иглой вонзился в него острый и длинный окрик Наташи, и было слышно, как она топнула о пол своей маленькой детской ножкой. – Что за «Талочка» такая, что за «ты», и какие такие поцелуи? И потом, вы врываетесь в мою комнату без всякого предупреждения, как к себе домой!
Шурыгин согнулся, втянул в рукава руки, уставил на Наталку выбритое, удивленно-вытянутое лицо.
– Э… э… э… – захрипел он с жалким видом. – А разве мы сейчас не у себя дома?
– Что-о???
Он