Познавая сущность Иисусности,

      руки на груди сложив крестом,

      быть хочу искусным в безыскусности,

      но не указующим перстом.

      Оставляя в прошлом страсть и страстности,

      тайну покаяния познать

      я хочу. Хочу причастности

      к Истине Пресветлой.

      Исполать!

      Познавая сущность Иисусности,

      руки на груди сложив крестом,

      я познаю сущность Иисущности

      в самом сокровенном и святом.

      Тень многолетия тянется пеплом,

      словно полёт паутинки в лесу.

      В чащу столетий песней неспетой

      я дерзновенья свои принесу.

      Жил неумело, верил безбожно

      в смысл вековых человеческих драк.

      Всё в этом мире и просто и сложно,

      только всегда и повсюду «не так».

      С «таком» никак нам с тобой не ужиться,

      в «таке» отсутствует смысл бытия!

      Свора собак загоняет волчицу –

      истина стада у своры своя.

      Как бы ни жил, и чего бы ни делал

      с вихрем стихов и потере потерь, –

      был не всегда я пушистым и белым,

      может быть, просто израненный зверь:

      белый на красном и красный на белом,

      не попадая в удач полосу.

      Тень многолетья тянется пеплом,

      словно полёт паутинки в лесу.

      Вор на воре от Кремля до попа

      и не осталось ни чуточки веры,

      если вся жизнь так смешна и глупа,

      в общем, бессмысленна, словно химера.

      Первое слово и первая мысль…

      Разве младенец способен на подлость?!

      Бешено кони опять пронеслись,

      из-под пространства мне слышится голос.

      Колос пшеницы уже не растёт,

      и на картофеле – жук колорадский.

      Только размеренно вьюга метёт.

      Люди воруют и лгут без оглядки.

      Сладкий сироп превращается в соль,

      соль же – в безвкусную белую супесь,

      а бесконечность – дыра или ноль,

      или пескарь, захлебнувшийся в супе.

      Наша российская доля в судьбе

      вмиг превращается в детские бредни:

      кошка гуляет сама по себе,

      вор на воре в преисподнюю едет.

      Тень моя в тьме замороженных улиц.

      Русь моя, падает снег на ладонь.

      Как же с тобою в зиме разминулись,

      город мой древний, стреноженный конь?

      Думал я вскачь над обрывом промчаться,

      словно Высоцкий, собрат по перу.

      Только мне выпало тенью скитаться

      с воем собачьим на снежном ветру,

      только мне заживо камень надгробный

      был уготован, судьбе вопреки!

      Звук прокатился по улице дробный,

      лошади скачут наперегонки.

      Всё же Москва пронеслась над обрывом –

      я в этом