Батюшка. Церковные служители в русской классике (сборник). Отсутствует
Читать онлайн книгу.
дома. А Керасенко и сам «нудил свитом», и жену никуда не пускал, и произошла у них из-за этого баталия, при которой Керасивна сказала мужу:
– Ну, як ты выйшов на своем слове невирный, то я же тебе зроблю лихо.
– Як лихо! як ты мени лихо зробишь? – заговорил Керасенко.
– А зроблю, да и усе тут буде.
– А як я тебе з очей не выпущу?
– А я на тебе мару[15] напущу.
– Як мару? – хиба ты видьма?
– А от побачишь, чи я видьма, чи я ни видьма.
– Добре.
– От побачишь: дивись на мене, держись за мене, а я свое зроблю.
И еще срок назначила.
– Три дня, – говорит, – не пройдет, как сделаю.
Казак сидит день, сидит два, просидел и третий до самого до вечера и думает: «Срок кончился, а щоб мене сто чортиев сразу взяли, як дома скучно… а Пиднебеснихин шинок як раз против моей хаты, из окон в окна: мини звидтиль все видно будет, як кто-нибудь пойдет ко мне в хату. А я тем часом там выпью две-три або четыре чвертки… послухаю, що люди гомонят, що в городу чуть… и потанцюю – позабавлюся».
И он пошел – пошел и сел, как думал, у окна, так что ему видно всю свою хату, видно, как огонь горит; видно, как жинка там и сям мотается. Чудесно? И Керасенко сел себе да попивает, а сам все на свою хату посматривает; но откуда ни возьмись сама вдова Пиднебесная заметила эту его проделку, да и ну над ним подтрунивать: эх, мол, такой-сякой ты глупый казак, – чего ты смотришь, – в жизнь того не усмотришь.
– Ну, добре – ще побачим!
– Ничого и бачить, – де за нами, жинками, больше смотрят, там нам, жинкам, сам бис помогае.
– Говори-ка, говори себе, – отвечал казак, – а як я сам на жинку дивитимусь[16], то коло ии и черт ничего не зробыть.
Тут все и закивали головами.
– Ах, нехорошо так, Керасенко, ах, нехорошо! – или ты некрещеный человек, или ты до того осатанел, что и в самого беса не веруешь.
И все этим так возмутились, что даже кто-то из толпы крикнул:
– Да що еще на него смотреть: дать ему такого прочухана[17], щоб вин тричи перевернувся и на добру виру став.
И его действительно чуть не побили, к чему, как он заметил, особенное стремление имел какой-то чужой человек, о котором Керасенку вдруг ни с того ни с сего вздумалось, что это не кто иной, как тот самый рогачевский дворянин, который подарил его жене склянку с чертом и из-за которого у них с женою перед самою свадьбою было объяснение, окончившееся условием, чтобы об этом человеке больше уже не разговаривать.
Условие было заключено страшной клятвой, что если Керасенко хоть раз вспомнит про дворянина, то будет он тогда за это у черта в зубах. И Керасенко это условие помнил. Но только теперь он был пьян и не мог снесть своего замешательства: зачем тут явился рогачевский дворянин? И он поспешил домой, но дома не застал жены, и это ему показалось еще несообразнее.
«Не вспоминать-то, – думал он, – это точно мы условились о нем не вспоминать, а на что же
Мара – наваждение.
Дивитимусь (
Прочухан – удар.