Но как же, Гонвил:

      вот комната… Все знаю в ней… Вон – череп

      на фолианте, вон – змея в спирту,

      вон – скарабеи в ящике стеклянном,

      вон – брызги звезд в окне, – а за окном, –

      чу! слышишь, – бьют над городом зубчатым

      далекие и близкие куранты;

      скликаются, – и падает на дно

      зеркальное червонец за червонцем…

      Знакомый звон… И сам я прежний, прежний, –

      порою только странные туманы

      проходят пред глазами… Но я вижу

      свои худые руки, плащ и сборки

      на нем, – и даже вот – дыру: в калитку

      я проходил, – плащом задел цветок

      чугунный на стебле решетки… Странно, –

      все то же, то же…

                      Мнимое стремленье,

      Эдмонд… Колеблющийся отзвук…

                                              Так!

      Я начинаю понимать… Постой же,

      постой, я сам…

                  …Жизнь – это всадник. Мчится.

      Привык он к быстроте свистящей. Вдруг

      дорога обрывается. Он с края

      проскакивает в пустоту. Ты слушай,

      внимательно ты слушай! Он – в пространстве,

      над пропастью, – но нет еще паденья,

      нет пропасти! Еще стремленье длится,

      несет его, обманывает; ноги

      еще в тугие давят стремена,

      глаза перед собою видят небо

      знакомое, – хоть он один в пространстве,

      хоть срезан путь… Вот этот миг, – пойми,

      вот этот миг. Он следует за гранью

      конечною земного бытия:

      скакала жизнь, в лицо хлестала грива,

      дул ветер в душу – но дорога в бездну

      оборвалась, – и чем богаче жизнь,

      чем конь сильней…

                      …тем явственней, тем дольше

      свист в пустоте, свист и размах стремленья,

      не прерванного роковым обрывом, –

      да, понял я… Но – пропасть, как же пропасть?

      Паденье неизбежно. Ты внезапно

      почувствуешь под сердцем пустоту

      сосущую, и, завертевшись, рухнет

      твой мнимый мир. Успей же насладиться

      тем, что унес с собою за черту.

      Все, что знавал, что помнишь из земного, –

      вокруг тебя и движется земными

      законами, знакомыми тебе.

      Ведь ты слыхал, что раненый, очнувшись,

      оторванную руку ощущает

      и пальцами незримыми шевелит?

      Так мысль твоя еще живет, стремится, –

      хоть ты и мертв: лежишь, плащом покрытый;

      сюда вошли; толпятся и вздыхают;

      и мертвецу подвязывают челюсть…

      А может быть, и больший срок прошел:

      ведь ты теперь вне времени… Быть может,

      на кладбище твой Гонвил смотрит молча

      на плоский камень с именем твоим.

      Ты там, под ним, в земле