Пополудни литовский корабль подошел к затоке у левого берега. Здесь уже стояли русские дружинники. Послышался топот. Из прибрежной дубравы выехал Василько и по дороге, круто сходящей к воде, приблизился к лодке. Сирпутий сошел на землю. За ним последовали несколько литовских воинов. Василько спешился. Один из дружинников принял и отвел в сторону его коня. Два полководца обнялись, как отец с сыном.

      – Тебя не ждал увидеть, – сказал литовец, – если бы знал, что это ты ведешь войско Владимира, не остерегался бы.

      – И я не ждал, – ответил Василько холодно.

      Патрик стоял рядом, и ему показалось, что улыбка на лице Слонимского князя омертвела, а в глазах отразилось волнение. Но Сирпутий, кажется, не заметил этой перемены.

      – Ну что, даешь нам путь? – громко рассмеялся литовец, как бы в шутку.

      – Кто в шатре? – спросил Василько.

      – Везу племянницу в Плоцк к ее мужу Болеславу, – радостно сообщил Сирпутий.

      – Хочу убедиться.

      Литовец отступил на шаг. Улыбка на его лице погасла. Он засунул большие пальцы обеих рук под широкий ремень и выжидал, как дальше поведет себя русин. Его взгляд словно говорил: «Хочешь бросить мне вызов – валяй», и это было вместо ответа. Литовские воины изготовились. Дружинники Василько подтянулись и разместились полукругом. Патрик рукой отодвинул Стегинта назад.

      – Я хочу убедиться, что в шатре – Гаудемунда.

      – Нет, – твердо ответил литовец, и некоторое время оба молчали, – неужели ты не понимаешь, что ждет тебя и твой маленький город, если ты нанесешь такое оскорбление моему брату?

      Василько не отвечал.

      – Дядя, отойди, – раздался за спиной Сирпутия голос племянницы.

      Сирпутий обернулся и посторонился. Дружинники-литовцы тоже расступились. Гаудемунда стояла в полный рост в середине ладьи.

      – Вот я, смотри!

      – Значит, правда, – опустил глаза Василько.

      – Ты ждал чего-то иного?

      – Нет. Но я не видел тебя уже три года.

      – Ты увидел меня.

      – Могу я поговорить с тобой с глазу на глаз?

      – Ни я, ни мой дядя не допустим ничего, что могло бы навредить чести моего мужа и моего отца. Если хочешь, говори в присутствии всех этих людей.

      – Почему ты называешь Болеслава мужем, но в твоих волосах все еще девичий венец?

      – Нам осталось обвенчаться. Это произойдет в тот же день, когда я прибуду в Плоцк.

      Молодой князь кивнул. Казалось, он хочет еще сказать что-то, но не знает как.

      – Василько, ты хотел увидеть меня, и ты меня увидел. Отпусти нас, как обещал, – попросила Гаудемунда уже не таким твердым голосом, – отпусти меня.

      Василько помрачнел, но попятился, и, подчиняясь его знаку, все его дружинники отступили.

      – Я запомню тебя такой, какой увидел сегодня, – громко сказал слонимский князь.

      – Все оставшиеся дни