29.

      Сигизмунд Хрусталев принял нас настороженно.

      – Юра Козлов? – спросил он из-за двери. – Иди на хер!

      – Да это же я, Козлик! Ты меня еще по математике на пионерском буксире тянул. Помнишь, всё пытался мне объяснить, почему такая непруха с теоремой Ферма?

      Защелкал замок.

      – Входите…

      Прошли. Огляделись. Мрачная, пропахшая затхлой холостяцкой пылью квартира. В полутемном зале голая лампочка под потолком. Колченогая обшарпанная мебель. Повсюду клочки бумаг с игреками и иксами. Плотный такой, каллиграфический почерк.

      – Чего тебе?

      – Хочу пригласить на свою свадьбу.

      – Типа, шафера! – заржал Горбунок.

      – Изрекающая зебра? – усмехнулся Хрусталев. – Что ж, непостижимый Господь допускает и это… А кого ты в жены берешь? Ох, как же ты постарел!

      Не скажу про себя, я всегда молодой, а Сигизмунд выглядел жутко. Тощий и зеленый, будто из концлагеря. На щеках седая щетина. Набрякшие круги под глазами. Мешками растянутые колени спортивных брюк.

      – Кого беру в жены? Супруга – люкс! Что надо!

      – Все жены одинаковы… Цель любого супружества – размножение. Правда, в радужном фантике, так называемой, любви.

      – После этой свадьбы размножиться не удастся, – джинн нервно раскурил беломорину.

      Сигизмунд широко улыбнулся:

      – Угостите папироской. Мои закончил. «Беломор» – любимая марка.

      – Да сколько угодно…

      – А почему размножиться не удастся? Фригидна невеста? Импотенция Юры?

      – Как тебе сказать? Об этом после… Мы же к тебе не пустыми пришли, с подарками.

      – DVD Гайдай и Данелия! – всхрапнул Горбунок.

      – Мой комп без сидирома… Видео нет.

      Я элегантным жестом скинул с себя пятнистый рюкзак:

      – А здесь ворох еды. Кильки в томате. Докторская колбаска. Два батона. Кинь ее, как в старые времена, в морозилку. Индийский кофе «Три слона». Сыр «Костромской». Сухое молоко. Сахар-песок.

      – Ой, благодарю вас! У меня на кухне шаром покати…

      Сели в зале на засаленный холостяцкий диван.

      Прямо перед нашими носами худосочный паук спускался с потолка на паутинке. На заходящем солнце она вспыхнула золотом.

      – Дело в том, Сигизмунд, – произнес я, любуясь восьминогим тружеником, – что женюсь я на матушке Смерти.

      – Какой глупый розыгрыш… – черты Сигизмунда увяли. – А я, между прочим, уже трое суток не ел.

      Джинн резко встал:

      – Сначала господину Хрусталеву надобно плотно перекусить. Накатить