Герой должен быть один. Генри Лайон Олди
Читать онлайн книгу.
все, что я могу для тебя сделать. Ну что, пошли?
Камень попал ему в правое плечо, чуть не заставив выронить жезл.
Гермий зашипел, схватившись за ушибленное место; Ификл, всхлипнув, торопливо метнул второй камень, промахнулся и вытер слезы ладонью, размазав грязь по лицу. Потом мальчишка закусил губу и шагнул вперед, встав между братом и богом.
– Гад ты, Пустышка! – срывающимся голосом выкрикнул Ификл. – Гад ты… обманщик! А мы, мы-то тебе верили, дураки…
Он шмыгнул носом и присел на корточки, ухватившись за валун величиной с голову, на треть вросший в землю.
– Ты не бойся, Алкид, – Ификл стиснул зубы, не замечая, что из прокушенной губы идет кровь, и качнул неподдающийся валун с такой ненавистью, словно это была голова гада Пустышки, которую он собирался оторвать. – Ты только не бойся, ладно? Сейчас мы их убьем и уйдем отсюда… уйдем домой. Ты, главное, не бойся, ты помни, что ты – это я… а я не боюсь! Это пусть они нас боятся…
Тонкие руки натянулись, каменная голова недовольно заворочалась, из-под нее во все стороны брызнули растревоженные черви и мокрицы. Ификл охнул, приподняв выскальзывающую из рук ношу до колен, едва не выронил ее, но в последний момент перехватил камень снизу и неожиданно легко вскинул его себе на плечо.
Он не видел, как позади него вставал пришедший в себя Алкид: сперва на колени, изумленно моргая и переводя взгляд с брата на Гермия, вновь поднявшего жезл; потом – во весь рост, подобрав упавшую палку, недобро сощурившись и не задавая никаких вопросов.
После приступа Алкид нетвердо держался на ногах, но это не делало его похожим на больного ребенка – скорее он был похож на кулачного бойца, упрямо встающего после пропущенного удара.
Нет, Ификл не видел этого; просто камень вдруг стал вдвое легче, а смерть превратилась в нечто далекое и совершенно невозможное, как и должно быть, если тебе восемь лет.
«Или если ты сын Амфитриона, внук Алкея, правнук Персея и лишь потом праправнук какого-то там Зевса, тайком шастающего по чужим спальням», – мелькнуло в мозгу у Гермия, и от этой чуждой, крамольной, противоестественной мысли холодный пот выступил на лбу Лукавого.
Плечом к плечу, не по-детски ссутулившись, хмуро глядя исподлобья – Гермий с ужасом узнал боевую повадку Автолика, своего сына, – пред Гермием стояла Сила. Юная, неокрепшая, хрупкая до поры, впервые осознавшая себя Сила смотрела на друга, ставшего врагом, на первое в своей жизни предательство, и в глазах Силы сквозь застилавшие их слезы ясно читалось желание убивать, убивать навсегда, без пощады и сожаления… С нелепым камнем на плече, с наивной палкой в руках, перед Гермием стоял новорожденный Мусорщик-Одиночка, Истребитель Чудовищ – и он, Гермий-Психопомп, сейчас был предателем, подлецом, чудовищем, мусором, который следовало убрать или сжечь; и обвитый змеями жезл-кадуцей был в этот миг не менее нелеп и смешон, чем грязный валун или ореховая палка, потому что близнецы больше не видели в Пустышке друга – но они не видели в нем и бога.
Не Тартар – Лукавый