***

      По будним дням в определённые утренние часы мне приходилось ехать на работу. Поэтому ровно без десяти восемь я выходил из дома на улицу и обязательно встречал там людей, чьи интересы совпадали с моими. Это были такие же люди, как и я сам, с таким же небольшим, но стабильным доходом, проживавшие где-то неподалёку. Они тоже выходили из дома в одно время со мной, чтобы успеть на нашу общую электричку.

      Электричка следовала по расписанию. Во избежание нервотрёпки (*показательно долгий, протяжный вздох, “наш поезд уйдёт, пока вы купите себе свой месячный абонемент) пропуска в пригородной кассе оформляли заранее.

      В группе 8:02 (время отхода поезда от нашей станции) я состоял уже год. Как раз год назад я поменял место работы, соответственно мой график тоже сместился, по сравнению с предыдущей работой.

      Понятно, что вся наша сплочённая группа работала на разных предприятиях, в разных концах города. Стартовали-то мы все с одной площадки, а ближе к метро распадались на отдельные юниты. Кто-то из нас ехал до конечной станции вокзала, кто-то (например, я) выходил на ближайшей к вокзалу остановке с метро. Вышедшие на моей станции, тоже все разделялись: одни шли к входу в подземку, а другим (опять же мне) предстояло пройти ещё метров пятьсот до МЦК.

      Но 8:02 это то, что всех нас объединяло. В этом времени залог нашей стабильности, а значит и всего остального в жизни. Мы ничего не хотели менять. Нас всё устраивало. Ни в какое другое время, мы не могли больше встретиться. Никогда. Даже на обратной дороге подобная встреча представлялась маловероятной, всё зависело от случая. Но мы гарантировано встречались по утрам в это самое время – 8:02. В этом времени прослеживалась система.

      Если всегда состоять в одной группе и по возможности не изменять ей с другими, более поздними группами, то такая преданность своему времени гарантировала своевременное появление на рабочем месте и способствовала закреплению на этом месте. Причём, с каждым днём всё больше и больше. И мои одногруппники из разряда простых пусть и не случайных попутчиков переходили в разряд людей отдалённо мне близких. Я начинал считать их партнёрами. И по-своему волновался, если замечал, что кто-нибудь из них не пришёл на наш поезд, что кого-нибудь нет уже второй-третий день, и радовался, когда он, наконец, появлялся. Всегда хотелось подойти, поздороваться, спросить, почему пропустил эти несколько дней, всё ли в порядке и так далее. А главное, чтобы при этом на меня не смотрели как на ненормального, а реагировали бы адекватно на