Всю ночь Азиз на страже

      У дома неспроста —

      Рассказом о Мирадже

      Цветут его уста.

      А дом его – до Мекки

      От волжского села —

      Подобен птице некой,

      Простёршей вдаль крыла.

      Да, дом его простёрся

      В немыслимую даль —

      От волжского утёса

      До финиковых пальм,

      От северного сада —

      До тайных тех высот,

      Где к звёздам Мухаммада

      Крылатый конь несёт.

      Вручает Бог Пророку

      Писание для нас —

      И назначает сроки,

      Когда вершить намаз:

      Прошли тысячелетья

      Там, в высях вне Земли,

      А вот на этом свете —

      Секунды три прошли…

      И хорошо Азизу

      И внемлющим ему,

      Им всем уютно снизу

      Глядеть в ночную тьму,

      Где между звёзд, далёко,

      Чтоб явью сделать сон,

      Несёт к Земле Пророка

      Его волшебный конь…

      Как хорошо жить в доме,

      Раздвинутом в века,

      И видеть что-то, кроме

      Земного островка,

      И созывать соседей,

      И ночь не спать средь них,

      И раскрывать в беседе

      Врата чудес ночных…

      На речные, на травные склоны

      Поселенцы пришли двух кровей,

      Круглодонной и плоскодонной

      Отличаясь посудой своей.

      И они друг другу внимали,

      Побратавшись и вместе поев,

      Потому что на землях Мари

      Есть и плоский, и круглый рельеф.

      И они помолились вместе —

      Ведь у мира исток не один:

      Есть, по древней утиной вести,

      Круглый Юмо – и плоский Йын.

      То два бога, два селезня-брата,

      Что́ носились над Первой водой:

      Потому-то земля и богата

      Круглой лаской – и плоской враждой.

      Мир творится – и вновь повторится,

      Двуединством к Началу влеком,

      Мир и Мурома, Меря, Марийцы —

      Плоской прозой и круглым стихом.

      Летний день – лучистый, длинный

      В годовом лесном ряду:

      Это Мари – люд пчелиный,

      Это бортники идут.

      За колодный чистый улей

      Отвечает мудрый муж,

      Чтобы радостно взглянула

      Золотая пчёлка – Мюкш.

      А уж бортник – он особый:

      Только