Поравнявшись с первыми домами Назиры, Ииссах невольно ускорил шаги. Солнце уже село, и вокруг разлились спокойные усталые сумерки. Ииссах повернул к дому и застыл, как вкопанный.

      Солдат! Римский солдат!

      Долговязый воин в короткой тунике с гребенчатым петушиным шлемом на голове расспрашивал о чем-то пожилую женщину, испуганно закрывавшую лицо накидкой. Ииссах узнал соседку, Фамарь, жену Ал Аафея, владельца ненавистных овец. Она что-то ответила воину, потом показала рукой направление. Римлянин быстрыми шагами пошел в сторону родника.

      Ииссах, облегченно вздохнув, дождался, пока долговязая нескладная фигура не скрылась из глаз, и быстро проскользнул в ворота дома.

      – Ииссах, сын мой, где ты был? – старый Иошаат, кряхтя, подошел к нему, опираясь на суковатую палку. – Брат твой сбился с ног, пригоняя овец. Посмотри на него, усталого!

      Ииссах встретил взгляд Осия и выдержал его. Потом снова взглянул на Иошаата.

      – Вот, я посмотрел.

      В дверях дома показалась Суламитт с медным подносом в руках, волосы по-хозяйски перехвачены алой лентой.

      – Явился, – сказала она укоризненно, – а теперь ты потребуешь накормить тебя.

      Ииссах почувствовал прилив глухого раздражения.

      Каждый день одно и то же.

      – Не корми, – сказал он, – я найду себе другую пищу.

      – Не ссорьтесь, чада мои, – Иошаат направился к очагу, сел и протянул к огню дрожащие руки. – Дождитесь матери, тогда мы начнем вечернюю трапезу.

      – А где она?

      – Пошла за водой, заботливая мать, чтобы тебе умыться по возвращении, – Иошаат укоризненно кивал головой, не отводя глаз от языков пламени.

      Ииссах оглядел всех. Они занялись своими делами, не обращая на него внимания.

      Пошла за водой.

      Ииссах сел на скамью, потом снова встал.

      Туда же пошел долговязый римский солдат.

      Он заходил по двору, сел, снова встал, направился к воротам.

      – Ииссах, – Иошаат протянул к нему дрожащие морщинистые руки, – куда ты, что случилось?

      Ииссах постоял, держась за засов ворот, потом вернулся, сел и снова оглядел всех.

      – Ничего, – сказал он, – ничего не случилось.