Твоих глаз мерцание.

      Мерцание.

      Пульс и притяжение.

      Листы.

      Белое непротивостояние:

      я и ты.

      Еще раз:

      я и ты.

      – Ничего, если я сыграю?

      – Ну, сыграй, если очень надо.

      – Как обычно, ты сядешь с краю,

      ближе к выходу? ближе к аду?

      – Ну, сыграй, поменяй, попробуй,

      мне одну печаль на другую…

      – Ты жестокая!

      – Ты суровый!

      – Я играю?

      – А я танцую!

      Она читала Ремарка, потому, что так модно,

      Она не кушала сахар, она ходила голодной,

      Она была б кем угодно, но носила пальто…

      Она была независимой даже от боли,

      и будь советское время, она была б в комсомоле,

      но время сейчас другое… Она – никто…

      Задёрнуты шторы для дома напротив.

      На светлых обоях всегда полумрак.

      Она пыталась быть против.

      Но кто её спросит!? (неск. раз)

      Она хваталась за штору, а дальше – никак…

      Но каждый вечер Она оживала в контакте,

      Она искала своих на этой спутанной карте

      среди друзей и знакомых или знакомых едва…

      И, вроде бы, находила, и не стеснялась вопросов,

      но всех пугала её вооружённая проза,

      и диалог превращался в пустое, как правило, в два…

      А перед сном за окном – то драконы, то птицы,

      Она не знала сама, а почему ей не спится,

      и с кем ей жить, и с кем биться, когда становилось темно.

      И для чего-то опять сердце жгло и болело,

      Она привыкла, Она ни о чем не жалела

      и, просыпаясь, глядела в зашторенное окно.

      Задёрнуты шторы для дома напротив.

      На светлых обоях опять полумрак.

      Она хотела быть против.

      Но кто её спросит!? (несколько раз)

      Обычная штора – какой-то пустяк…