А мир красотой полыхал такою,

      Что было немыслимо совместить

      Дикое варварство с красотою,

      Кто-то должен был победить.

      И вот, когда буйствовала весна

      И в небо взвивалась заря крылатая,

      К берегу тихо пришла она —

      Статная, смуглая и косматая.

      И так клокотала земля вокруг

      В щебете, в радостной невесомости,

      Что дева склонилась к воде и вдруг

      Смутилась собственной обнаженности.

      Шкуру медвежью с плеча сняла,

      Кроила, мучилась, примеряла,

      Тут припустила, там забрала,

      Надела, взглянула и замерла:

      Ну, словно бы сразу другою стала!

      Волосы взбила густой волной,

      На шею повесила, как игрушку,

      Большую радужную ракушку

      И чисто умылась в воде речной.

      И тут, волосат и могуч, как лев,

      Парень шагнул из глуши зеленой,

      Увидел подругу и, онемев,

      Даже зажмурился, потрясенный.

      Она же, взглянув на него несмело,

      Не рявкнула весело в тишине

      И даже не треснула по спине,

      А, нежно потупившись, покраснела…

      Что-то неясное совершалось…

      Он мозг неподатливый напрягал,

      Затылок поскребывал и не знал,

      Что это женственность зарождалась.

      Но вот в ослепительном озаренье

      Он быстро вскарабкался на курган,

      Сорвал золотой, как рассвет, тюльпан

      И положил на ее колени.

      И, что-то теряя привычно-злое,

      Не бросился к ней без тепла сердец,

      Как сделали б дед его и отец,

      А мягко погладил ее рукою.

      Затем, что-то ласковое ворча,

      Впервые не дик и совсем не груб,

      Коснулся губами ее плеча

      И в изумленье раскрытых губ…

      Она пораженно заволновалась,

      Заплакала, радостно засмеялась,

      Прижалась к нему и не знала, смеясь,

      Что это на свете любовь родилась?