Кровь струится в стране по руинам,

      Горе дышит из окон квартир.

      А в деревне ни мужа, ни сына,

      Лишь безрукий пришёл командир.

      С батальоном вставая без страха,

      Вдрызг фашистскую нечисть громил.

      А сейчас он восходит на плаху

      В гимнастёрке, затёртой до дыр…

      Знамо дело, как бабы с конягой

      В лихолетье кормили страну.

      Деревенская правда, сермяга,

      Лихо бьёт, когда всё на кону.

      Только после такого отлупа

      Отступает нужда и беда.

      И спадают оковы и путы

      На чуть-чуть, да и то не всегда.

      Но черняшкой не вдоволь, от пуза,

      Всё ж таки накормили страну.

      Сбили спесь и с бубнового туза,

      В «мессершмитте» прибив сатану…

      Деревенский дедуля свирелью

      Всех коров проводил на луга.

      И худобы навстречу апрелю,

      Одурев, протянули рога.

      Председатель – весомое слово,

      И все беды и слава его.

      Урожай, да и просто корова, —

      Всё на шее его одного.

      …Без руки был двужильный Егорий,

      Ни себя, ни людей не щадил.

      А деревня, очнувшись от горя,

      Поняла: только ею он жил…

      И поверила в правое дело,

      И пошла с ним на праведный бой.

      В счастье верить деревня хотела,

      Пусть пока с допотопной сохой.

      …Что до счастья – его по шаблону

      Не создашь и не слепишь за миг.

      А к деревне Егорий с поклоном:

      Свой, родной и простецкий мужик.

      Если врежет, так врежет[9] по делу,

      Всем хапугам из ловких проныр.

      И по жизни шагает он смело.

      Председатель. Егор – командир.

      Понимает