Экономическая политика правительства Екатерины II во второй половине XVIII в. Идеи и практика. Алексей Ковальчук
Читать онлайн книгу.
type="note">[122] (при этом фамилия обладателя привилегии не называлась). Речь шла о крупном московском купце Михаиле Аврамовиче (Абрамовиче) Евреинове. На основании одного этого указа, вероятно, неправомерно говорить о недостаточной приверженности правительства Петра III избранной линии, но все же некоторые вопросы остаются[123].
Екатерина II без колебаний покончила с торговой монополией Евреинова. Вместе с тем, когда открылись дополнительные обстоятельства по этому делу, она не стала упорствовать и настаивать на бескомпромиссном решении вопроса.
Сохранилось чрезвычайно любопытное прошение М. Евреинова лично к императрице, поданное в августе 1762 г. (день подачи в документе не указан)[124]. Оно позволяет прояснить некоторые существенные детали и показать практическую силу действия указов об отмене торговых монополий.
Автор обращения начал с перечисления обрушившихся на него с 1760 г. бед и напастей вслед за тем, как между ним, с одной стороны, канцлером М. И. Воронцовым и генерал-прокурором Сената А. И. Глебовым с другой в 1759 г. состоялось заключение договора, согласно которому Евреинову было переуступлено право монопольной продажи одного конкретного продукта – льняного семени – за границу через Архангельский и Онежский порты сроком на 6 лет (указанные сановники обладали общей торговой монополией); немного ниже назван и еще один участник сделки – обер-шталмейстер и сенатор П. С. Сумароков. Евреинову договор обошелся недешево, в 60 тыс. руб. Половина суммы предназначалась Воронцову, вторую поделили Глебов с Сумароковым.
Итак, осенью 1760 г. во время сильнейшей бури погибло 5 нагруженных товаром морских судов, отчего некоторые партнеры Евреинова «впали в банкрутство». В 1761 г. – новое несчастье. Оказавшееся излишне влажным льняное семя («…которой опасности, – по уверению купца, – во оном продукте предвидеть не можно») во время чрезвычайно жаркого лета сопрело в корабельных трюмах, и его пришлось продавать за полцены. Наконец, в 1762 г. «…в марте месяце припечатанным к газетам указом рушены были все таковые привилегии, от чего я неминуемо в крайнее разорение и нищету приттить мог, потеряв такой великой капитал и заплатя со оного семя в казну одних пошлин окола ста тысяч рублев…». Указ от 24 марта, в виде исключения продлевавший на три года действие монополии Евреинова, мог бы поправить его дела. Кстати, и за продление «торга» пришлось заплатить. Как отмечает корреспондент Екатерины, «…велено было взнесть в комнату чрез Мельгунова и Волкова десять тысяч рублев, в число которых семь тысяч рублев и взнесено»[125].
Однако указ от 31 июля уже не оставлял надежды. «И тако, – сокрушался Евреинов, – разорился б дом, которой единственно продолжал коммерцию с иностранными государствами к славе империи, заплатя не один миллион рублев в казну пошлин, не считая что от того народной пользы последовало и нарушении всей нации купеческого за морем кредита». Между тем, уверял он, не последует ни малейшего «народного
В указе откровенно признается отсутствие разумных оснований для введения во время Семилетней войны запрета на экспорт льняного семени из Архангельска наравне с хлебом под предлогом бесперебойного обеспечения армии продовольствием. В то же время называвшиеся причины передачи одному лицу всей торговли льняным семенем, причем на три года, выглядят не очень убедительно и отдают откровенным лукавством: якобы только М. Евреинов располагал «великим капиталом» и к моменту появления указа успел зафрахтовать морские суда, тогда как прочие купцы «…не ведая о содержании помянутаго нашего указа, к сему торгу и приготовиться еще не могли». Вполне вероятно, благодаря родственной близости с Яковым Евреиновым, возглавлявшим с 1755 г. Мануфактур-коллегию, и наличию в силу этого обстоятельства неформальных связей в столичных сановных кругах, М. Евреинов не только своевременно получал нужную информацию, но и сумел заручиться необходимой поддержкой в высших сферах.
Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 10. Оп. 3. Д. 592. Л. 1–2.
Из документа не совсем ясно, можно ли рассматривать названную сумму обыкновенной взяткой в пользу вельмож-посредников, или же официально санкционированным «пожертвованием» в казну. Первое предположение кажется более вероятным.