И мыслей никаких,

      И думать неохота.

      Я полностью затих.

      В мозгу одна забота:

      Прожить скорей денёк,

      Поменьше прогибаться,

      Но так, чтобы не смог

      Сержант доколупаться.

      И чтоб его рука

      Не сделала увечья,

      Не мяла мне бока,

      Где печень человечья.

      Чтоб день быстрей бежал,

      А не тянулся веком;

      Чтоб кто-нибудь назвал

      Не пнём, а человеком.

      Словно бы корытом

      Огромадным очень

      День стоит накрытый

      Промежутком ночи.

      Мне приснился сытый

      И совсем голодный

      Язвами изрытый

      Сгусток благородный.

      Только в нетерпенье

      Будущий наш разум

      Я подверг сомненью,

      Как проснулся сразу.

      Я лежал накрытый

      Промежутком ночи

      Словно бы корытом

      Огромадным очень…

      Я разглядел во мраке ночи

      Звезду, похожую на Вас.

      И настроенье было очень:

      Портвейна выпил я как раз.

      И потому, желая пылко

      И весь горя до требухи,

      Я потрясал в ночи бутылкой

      И сочинял для Вас стихи.

      А Вы так холодно светили

      В тот миг, когда я весь сгорал…

      Ах, лучше б Вы меня убили! —

      И с этой мыслью я упал…

      Очнувшись утром от прохлады

      И с терпким привкусом во рту,

      Я не нашёл своей отрады,

      Я не нашёл свою звезду.

      Зато увидел над собою

      Обычный городской фонарь…

      Да как я мог назвать звездою

      Простую городскую тварь!

      Наверно чёрт меня попутал,

      А я признаться в том не смел.

      Фонарь с звездой я перепутал,

      Но как я ВАС на разглядел!..

      Тучка дождём пролилась на плечо,

      Плечи продрогли, но мне горячо.

      Чую, сердечко рыдает, как альт,

      Падают слёзы лицом на асфальт.

      Всё потому, что она не пришла,

      Видно, малина уже отцвела.

      Ноги ступают по мокрой воде,

      Нету мне больше покоя нигде.

      Я так любил её нежный покрой,

      Алые губки и взгляд непростой,

      Бледные ноги до самых грудей…

      Нет, ненавижу я больше людей!

      Как же от смерти себя удержать?

      Не с кем мне больше под небом гулять.

      Птички летают в домашний уют

      И на меня непомерно плюют.

      Знали бы птички про горе моё —

      Хором душевным воскликнули б: «Ё!

      Разве возможно так много страдать?

      Ваше лицо – роковая печать.»

      Но я замну свою боль навсегда,

      Пусть между пальцев стекает вода,

      Пусть полоскается тело теперь, —

      Новая жизнь открывает мне дверь!

      Через цветы я пройду в монастырь,

      Буду людям от любви поводырь,

      Буду стихи о проблемах писать…

      Та-та, та-та-та, та-та… твою мать!

      В тёплой комнате мягкий диван

      И – камином в углу – телевизор…

      Отчего ж, – я как будто не пьян,

      Но – мне хочется вниз, по карнизу?

      Я неловок, смущён, как дикарь,

      Ковырявший ногтями занозу,

      Что случайно попал на алтарь

      И усажен