Лекции по истории средних веков. В. Г. Васильевский
Читать онлайн книгу.
перед ним рисуется противоположная описываемой чистоте картина упадка нравов римлян и бессилия различных законодательных мер, которыми во время республики и в первый век империи так тщетно старались остановить зло. В сущности, если мы примем в расчет устройство германских народов или, вернее, поселений и первобытный строй их общественной жизни, то окажется весьма естественным, что германские женщины не были склонны к зрелищам и пирам уже потому, что не знали их совсем и описать это так Тацит мог только с намерением показать противоположность между нравами германскими и римскими. «Из всех варваров, – замечает еще Тацит, – одни только германцы не имеют обычая многоженства, за исключением только очень немногих, которые не вследствие грубой чувственности, а вследствие благородства имеют несколько жен».[18] «Имея одно тело и одну жизнь, – говорит он в другом месте, – женщины точно так же должны иметь одного только мужа и любить в нем супружество гораздо больше, чем супруга».[19] И в этой черте германского народа, вызывающей такую похвалу Тацита, должны мы видеть открытый намек на легкость разводов, на распущенность нравов римлян. Мы можем найти много мест и у других римских писателей того времени, у Ювенала, Горация и даже Овидия, которые могут служить комментариями к только что приведенным выдержкам из Тацита.
Подобных мест, очевидно представляющих сатиру на римские нравы, много можно выписать из Тацита: «plusque ibi boni mores valent, quam alibi bonae leges, – говорит он в 19-й главе, – numerum liberorum finire aut quemquam ex agnatis necare flagitium habetur». Это ясный намек на безнравственный, возмутительный, укоренившийся среди римских женщин обычай вытравления плода, который, естественно, и в голову не мог прийти германцам. Такого же рода те места, где Тацит восхваляет германцев за то, что они не убивают детей, а дети и родственники наследуют имущество без всякого духовного завещания. Понятно, что не мог иметь места у них обычай умерщвления новорожденных, довольно распространенный в древности, отвратительный обычай, против которого восставало и законодательство, и потом христианство. А завещаний у них быть не могло уже потому, что письменность была там мало распространена. Но это последнее замечание получает значение, если мы обратим внимание на дальнейшие слова «пес ulla orbitatis pretia» – холостяки не имели в Германии никакой цены (Germ., 20), тогда как в Риме бездетные старики считались лакомым кусочком, их окружала всегда целая толпа льстецов, прихлебателей, паразитов, которые как манны небесной ждали для себя какой-нибудь крошки в их духовном завещании. Это явление часто осмеивали римские сатирики (см.: Гор. Sat. II. 5; Sat. II. 3).
Конечно, не без намерения автор «Германии» выводит в своей книге такие разительные контрасты. Очевидно, что, описывая у народов, подлежащих его наблюдению, вышеназванные хорошие черты, он необходимо должен был обращаться взором назад, к своему отечеству, и с прискорбием видеть там обычаи и нравы, далеко уступающие по чистоте и нравам варварам. Таким образом, мы должны признать несомненное существование обличительного сатирического
Germ., 18.
Germ., 19.