Ему хотелось убежать куда глаза глядят, вырваться из тихой однообразной обстановки, что царила в доме раввина, и затеряться в уличной толпе. Казалось, из комнаты уже веяло тленом, в тепловатом спертом воздухе пахло дыханием тяжелобольного человека. Отец будто больше не принадлежал к миру живых.

      «Мне все равно, – твердил себе Джулиус. – Мне все равно. Я забуду. Не стану больше думать о нем».

      Он бежал по улицам, восставая против своего горя, стараясь не думать о сверкающих черных глазах на бледном лице отца. Ноги привели его на базар. Он всегда приходил сюда, ведомый каким-то глубоким врожденным чутьем. Тут было интереснее, чем на ярмарке в Нёйи: больше красок, жизни, движения, голоса и запахи жителей незнакомой восточной страны. Амбра, пыль, дубленая кожа, соприкосновение разгоряченных жарой смуглых тел; перезрелые алые фрукты огромных размеров, пурпурный цветок, раздавленный чьей-то босой ногой, торговец, несущий ковры, тщедушный старичок, расставляющий на земле медную посуду, женщина в покрывале, перебирающая яркие шелка на прилавке, нищий калека, протискивающийся среди ног прохожих ползком, словно пес: башмаки надеты на руки, на худом заострившемся лице под алой феской застыло придурковатое выражение. Рыночная суматоха волновала Джулиуса, им овладевало суетливое нетерпение – так трудно было слушать, как лавочники торгуются друг с другом, и не участвовать в их разговорах. Рынок был для него родной стихией, Джулиус просто не мог держаться от него в стороне. Он помнил тот день в Нёйи, когда ему впервые удалось продать найденные под прилавком увядшие цветы, и знал, что должен заниматься этим снова и никто и ничто ему не помешает.

      Он потолкался среди ларьков, порылся в мусоре, собирая побитые фрукты, раздавленные цветы, упавший с прилавка товар. Прижав добычу к груди, он направился в дальний конец базара, где на сбегающей по склону улочке теснились дома, а узкие переулки и каменные лестницы переплелись друг с другом, точно нити паутины. Бедняцкий квартал, где живут нищие. Джулиус уселся на краю пыльной улицы, расстелил перед собой носовой платок и разложил на нем свои находки. Потом, приставив ладони ко рту, прокричал:

      – А кто хочет живот набить и кошелек пощадить? Подходите, покупайте свежие фрукты почти задаром!

      Какая-то старушка услышала его и принялась перебирать его товар. Прохожий вернулся и купил увядший букет. Вслед за старушкой над товаром склонилась еще одна женщина.

      – Почти задаром! Почти задаром! – кричал Джулиус.

      В каждой руке у него было по гладкому круглому апельсину, которые он держал так, чтобы не было заметно черных пятнышек на кожуре.

      – Зачем платить вдвое больше на базаре?

      Джулиус улыбался, зорко высматривая среди прохожих очередную «жертву».

      – Девочка,