Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 1. Сборник
Читать онлайн книгу.
я, как колонный начальник, явившись к барону Врангелю, доложил бы его превосходительству, что ехавшие при колонне из Воздвиженского в Грозную мирные горцы, человек, положим, 10 или 12, от Ермоловского кургана, уже в виду крепости, отделились вперед и были внезапно атакованы партией горцев в 30 человек. Тогда Полторацкий и Щербачев, находящиеся в ту минуту в голове колонны, захватив взвод стрелков, устремились на выручку мирных чеченцев, но лошади их занесли, и они попали в свалку прежде, чем подоспели егери, и поплатились своею кровью. Не совсем правдоподобную басню эту сформулировали окончательно, тут же передали не только двум виновникам происшествия, которые как будто бы с благодарностью за участие их положению внимательно ее выслушали, но и сообщили к сведению и нижним чинам 5-й егерской роты, в этот день идущей в авангарде. До Грозной оставалось версты две, но мы из-за раненых подвигались до того медленно, что назначили им в прикрытие одну роту. Я приказал колонне следовать полным шагом, а сам рысью пустился в крепость[52].
Ю. И. Одаховский
‹На севастопольских бастионах› ‹47 записи А. В. Жиркевича›
В 1855 году, после Инкерманского дела, наша батарея (3-я легкая 11-й бригады), участвовавшая в этом деле, была помещена в Бельбеке (в 15–20 верстах от Севастополя) и стояла в резерве, когда прибыл в нее граф Л. Н. Толстой, в чине поручика[53], с которым я тут лично познакомился впервые (раньше же я, как и другие офицеры, конечно, слыхал о Толстом как писателе и читал его произведения). Командиром 3-й батареи был тогда капитан Филимонов (впоследствии начальник артиллерии одесского военного округа), а в батарее, кроме меня (я был старшим поручиком), в числе офицеров, которых знал граф Толстой, были: подпоручик Проценко (которого Толстой, в статье «Севастополь в августе», изобразил в лице офицера, находившего, что «пушки в Севастополе не на месте»)[54], прапорщик Балакшей, поручик Борисенко, старший офицер I дивизиона батареи штабс-капитан Броневский, подпоручик Демьянович. Затем, в госпитале, уже раненый[55], граф Толстой познакомился с поручиком нашей батареи Кречинским, тяжело раненным в Инкерманском деле и которого поэтому он и не застал в Бельбеке.
Стоянка в Бельбеке была очень скучная. Батарея в Инкерманском сражении понесла большой урон и стояла без дела. Каждый офицер имел свой барак, наскоро сколоченный из досок солдатами. Обедали все вместе, по обычаю, у командира батареи капитана Филимонова. Обилие свободного времени наталкивало на более близкое знакомство, сближало, и прибывший граф Толстой скоро сделался душой нашего небольшого кружка[56].
Наружность Толстого была некрасивой; особенно его портили огромные, оттопыренные в стороны уши. Но говорил он хорошо, быстро, остроумно и увлекал всех слушателей беседами и спорами.
Толстой сражался часто с нами в карты, но постоянно проигрывал. Впрочем, игра была у него несерьезная,
Финал этой истории по «Дневнику» В. А. Полторацкого был таков. Барон А. Е. Врангель узнал, в чем была истинная суть происшествия. Полторацкому угрожал суд за ложное донесение. Он оправдывался перед Врангелем: «Скрыть от Вас истину я позволил себе только для спасения виноватых. Сам я, как и всякий другой колонный начальник, не мог отвечать по закону за офицеров, пока последним разрешено ездить верхом. Убеждать их колонный начальник не имеет возможности и средства». Врангель возражал: «Вы должны были в силу приказа по Кавказскому корпусу стрелять по уехавшим самовольно вперед картечью, а отнюдь не поощрять их преступлений…» (Центральный государственный архив литературы и искусства. Ф. 1337. Оп. 1. Ед. хр. 191. Лл. 15 об. – 16). Однако благодаря знакомству Врангеля и барона Розена, одного из невольных виновников стычки, история была замята.
Толстой находился на позиции при р. Бельбеке с 5 января по 1 апреля 1855 г. (см.
В названном произведении (гл. 18) молодой офицер подпоручик Дяденко, «говоривший на о и хохлацким выговором», доказывал, что «все орудия в Севастополе поставлены не по правилам».
Одаховский был уверен, что в одной из вылазок Толстой был ранен в руку – факт, не соответствующий действительности.
Одаховский в другом случае рассказывал Жиркевичу о «беседах» Толстого. После одной из таких «бесед» «у графа Л. Н. Толстого возникла мысль, чтобы каждый из нас присутствовавших тут же, рассказал про свои чувства в три момента – во время приготовления к бою с неприятелем, в самом бою и по окончании сражения. Мне первому пришлось поделиться впечатлениями с товарищами… Когда настала очередь графа Л. Н. Толстого описать свои боевые впечатления, то он, насколько помню, сказал, что чувствует страх в сражении, но что для него бой – картина, увлекающая его как любителя сильных ощущений» (запись А. В. Жиркевича // Рукописный отдел Государственного музея Л. Н. Толстого (Москва). IА-8/8. № 2557).