Стемнело. Языки холода забирались к нам под одежду, вылизывая остатки тепла, скопившиеся в складках зеленых ветровок. Город затих, стал чужим, и лишь ярко горящие окна домов манили каким – то странным притягательным уютом. Шаги вязли в моросящей паутине дождя. Наши голоса глухо звучали в застывающем на холоде воздухе.

      – Посмотри, – сказал я, показывая пальцем на освещенные окна. – Эти мещане, кажется, и не подозревают, что происходит в их городе.

      – Разве они виноваты в этом, – ответила Надежда с чуть заметным раздражением. Они – тихие добрые обыватели. Они не помышляют о том, чтобы изменить этот мир, но живут в нем. Их большинство, и оттого жизнь наша будет такой, какой именно они хотели бы ее видеть.

      – Значит, ты считаешь, что они на нашей стороне?

      – Конечно. Тогда зачем все это?

      – Почему же никто из них не пришел к нам?

      – Они боятся.

      – Чушь. Хочешь знать, чего они по-настоящему боятся?

      – Чего же?

      – Они ненавидят неудобства, дискомфорт: душевный, физический – не важно, лишь бы       их никогда никуда больше не звали, не отрывали от насиженного места. И если этого не случится, они спокойно воспримут все, что произойдет вокруг них. Но упаси, Господи, просить их о какой – либо помощи. Ненависть и злоба, – только это и можно получить от них.

      – Неправда, я не верю. Моя мама, отец, брат, как ты говоришь – обыватели, переживают и за меня, и за то, что здесь происходит.

      – Наверное, это так, но тем хуже для них самих.

      – Как ты думаешь, чем все это кончится?

      – Мы победим, но все равно когда – нибудь, умрем.

      – Нет, что будет потом?

      – Наверное, ничего.

      – Ничего. Да ты только вспомни, что говорил Он, тогда, с танка.

      – А разве люди и весь мир после всего этого изменятся?

      – Конечно.

      – И они с новой силой бросятся убивать друг друга. Свобода, Равенство и Братство – всегда заканчиваются Гильотиной.

      – Несколько минут назад ты говорил по-другому Что с тобой, почему ты здесь?

      – Потому, что я знал, что встречу тебя.

      Мы прошли еще немного вдоль широкой освещенной улицы, и я обнял ее за плечи. Она лишь слегка повернула в мою сторону голову и ничего не сказала. Вскоре мы свернули в какой – то темный переулок и очутились на детской площадке, на которой чернели обросшие грязью потрепанные качели и согнутая на бок карусель. Между ними возвышался деревянный домик – теремок – единственное строение оставшееся, наверное, от проводившегося здесь, когда – то детского