У струй замшелых рек,

      что начинают бег

      водою ключевою, –

      на мельнице забытой

      творится время всё – нехватка и избыток,

      всё бремя времени, на всё живое.

                Великий Мельник сносит непрестанно

      в помол грядущего зерно,

      в котором – первозданно –

      изменчивое с вечным сведено,

      и мелево выносится на форум

      и пожирается немедля хором,

      в котором нет числа мирам

      и меры временам,

      крупчатка жизни сыплется и нам.

                Напряг безостановочен работы,

      нет роздыху, не сбавить обороты:

      и жернова прожорливо скрежещут,

      и колесо скрипит, и плицы мерно плещут,

      и с жёлоба язык струи, свисая, блещет

      от солнц и лун, сменяющих друг друга,

      и мудрая вода бормочет без досуга:

      – Замрёшь на миг, вовек не отомрёшь –

      беги, пока бежишь, хотя б и невтерпёж!..

                Мне слышен этот голос поневоле,

      тварь божия – бодлив я, да комол

      и невелик, а все же мукомол

      доставшейся мне доли.

                Весенние кроны

      ещё лишь на днях

      висели зелёным

      дождём на ветвях.

               Я знаю два самых

      чарующих дома:

      там сумерек запах,

      здесь воздух черёмух,

      там зритель я завтра,

      здесь нынче актёр, –

      кулисы театра

      и леса шатёр!

                В излюбленном блещет

      вода эпизоде,

      листва рукоплещет

      прекрасной погоде,

      и я с той галёркой

      согласно томим

      негромкою ролькой –

      собою самим.

               Я брал её за тонкие запястья,

      их совершенно просто целовал.

               Я этого никак не называл,

      а в книгах – почитается за счастье,

      и там еще об этом говорится:

      все в первый раз – потом не повторится!

               И на заре меня попутал бес.

               В неповторимость счастья не поверив,

      захлопнув книгу, распахнул я двери –

      ну, что ж, проверим правоту небес:

      все в первый раз – потом не повторится!

               Не довелось мне к ней же воротиться,

      дверей знакомых вновь не открывал.

               Я осознал, что повторимость – счастье,

      когда её за тонкие запястья,

      случалось,