Нет перемен в кануны октября,

      Застыло все окрест.

      Большой проспект, как зеркало со сна –

      Столь пуст, что даже ли ст, измученный

      дождем,

      Отрадный гость в прямых лесах

      из черного стекла.

      Стволы безмолвны.

      Шаг шуршит в сырых покровах почвы.

      Горький лист присутствует в периодах

      негромкой речи,

      Которой позже никому не услыхать

      за пеленою пустоты, опущенной самой

      природой.

      Вещий шорох шагов по тлеющей листве

      останется бесплоден.

      Мокрый ворот,

      Прихоть глаза,

      Из платья тело выскользнуть готово,

      Но тяготит сознание того, что это –

      как вчера, как прошлый год –

      Все тот же дождь.

      Все тот же дождь.

      Все та же неизменность в вещах и памяти,

      Не рассказать, сколь смутен об лик идущего

      с тобой.

      С залива нестерпимо дует,

      Вьется влага по цепким сучьям,

      Брызжет томительною пылью на лицо.

      Еще один круг жизни завершен, –

      Нам не впервые так говорить,

      Тем паче, что возвратились к исходной точке.

      Так из пункта А когда-то вышел путник,

      Теперь он выцвел, обратился в плесень…

      Но забудем о путнике – нам ни к чему

      следить за тенью, коль скоро сами

      влажным огоньком плывем средь стен, строений,

      Где в хвое прячемся, где в мох падем,

      Чтобы смотреть, вливаться слухом исступленным,

      Ждать – когда взлетит завеса ливня

      И воссияет пиршество распада.

      А дальше – ветер,

      Дребезжащий флюгер,

      А выше – путник сбился…

      Ноздреватый лед, –

      Как и вчера, как в прошлый год.

      Как и вчера, как в прошлый год

      Неторопливость сохранит нас для себя.

      Что до других – пусть месяц немого октября

      их сбережет.

      Пусть флюгер, витийствуя, скрипит и мелет

      из века в век зерно пустынь.

      Жемчужною мукой следы сокрыты,

      Пеной птичьей затянут остров.

      Всех забот теперь – в зрачок порожний

      безбольно вживить цветную бусинку воспоминанья

      И, глаз прищурив, проследить за тем,

      Как брат светлоголовый мой

      (угрюмый сон любви) – обув сандалии с крылами,

      Угасает во мглистой выси.

      Днесь плели мы ткань в скупой беседе,

      Ныне распускаем по нитке, паутинке, волокну,

      А вместо речи – скупая дрожь дубов

      Да жесткий лист – белесой солью заворожен.

      Скупая дрожь дубов

      И жесткий лист, белесой солью заворожен,

      бьется о кривизну корней чугунных.

      Сады осыпались, приоткрывая