В 1865 году редакция журнала «Мирской Вестник» выпустила в Санкт-Петербурге брошюру «Преподобный Максим Грек», открывавшуюся его большим графическим портретом[23]. В 1894–1897 годы Казанская духовная академия повторила издание «Сочинений преподобного Максима Грека» середины XIX века, а в 1910–1911 годы «Сочинения преподобного Максима Грека в русском переводе» и в трех частях выпустила Троицко-Сергиева лавра[24]. На рубеже веков, в последний период истории царской России стали появляться биографические исследования духовного пути этого религиозного деятеля, начиная с «Жития преподобного отца нашего Максима Грека»[25], продолжая «Кратким очерком церковно-общественной деятельности преподобного Максима Грека по части обличения и исправления заблуждений, недостатков и пороков русского общества XVI ст. (1518–1556)» А. Л. Синайского[26] и заканчивая книгой Б. И. Дунаева «Пр. Максим Грек и греческая идея на Руси в XVI веке»[27]. Интересовал Максим Грек и советских исследователей, особенно последней трети XX века, а в постсоветской России его биография была даже издана в серии «Жизнь замечательных людей»[28]. Заслуживает внимание и тот факт, что в 1988 году на Поместном соборе Русской православной церкви Максим Грек был прославлен в лике преподобных – через 470 лет после его приезда в Московию.

      Историк В. О. Ключевский писал об интересе иноземцев к Руси: «Ни одна европейская страна не была столько раз и так подробно описана путешественниками из Западной Европы, как отдаленная лесная Московия»[29]. Известно более сотни рассказов о ней, в одной только книге «Иностранцы о древней Москве. Москва XVXVII веков» М. М. Сухманом было собрано 70 ее описаний военными, дипломатами, переводчиками, священниками, учеными, врачами, купцами[30]. Ценность иностранных свидетельств, их значение и своеобразие определялись тем, что, «повседневные явления жизни, мимо которых без внимания проходили русские люди, привыкшие к ним, останавливали на себе внимание чужого наблюдателя. Иностранец не мог верно объяснить, часто не мог даже беспристрастно оценить многие явления русской жизни, но описать их, выставить заметные черты он мог лучше и полнее, нежели россияне»[31]. И нередко то, что русское сознание отметало прочь, сторонний взгляд брал